— Как видите, Тасиро, здесь нет ни одного ответа представителей компании, а ведь некоторые надписи сделаны три дня тому назад.
— Значит, случилось самое страшное,— сказал Тасиро.
— Самое страшное?
— Да, все сотрудники компании, до одного, погибли...
В семье Тасиро только он и остался в живых. Его вторую жену и маленькую дочь завалило во время взрыва. В его годы, сказал Тасиро, у него нет ни сил, ни энергии раскапывать развалины.
— Тут ничего не поделаешь,— пробормотал он,— пусть уж остаются там, где есть. В конце концов, теперь это лишь неживая материя.
— А как же вы поставите памятник?
— Кажется, у родителей жены сохранились фотографии ее и дочери. Эти фотографии я и опущу в могилу. Не знаю только, что делать, если кто-нибудь из родственников жены пожелает раскопать их останки... Не скажу же я им: не стоит рыться, теперь ведь это лишь неживая материя.
В первый миг меня неприятно удивил такой цинизм, и я почувствовал к Тасиро неприязнь. Но по зрелом размышлении я понял: Тасиро уже старик, а жена его была молода и красива собой, дочь — премилая девочка — собиралась поступить в школу; если бы Тасиро увидел их обгорелые, обезображенные тела, что сталось бы с теми образами, которые сохранялись у него в памяти! Скорей всего именно поэтому он и не хотел, боялся отыскать их останки. Без сомнения, он, как и я, достаточно нагляделся за эти несколько дней на сожженных, раздавленных людей.
— Почему бы вам не попросить кого-нибудь другого помочь вам? — спросил я.
Тасиро молчал.
— Так вот, по доводу угля,— сказал он спустя некоторое время,— не попытать ли нам счастья на вещевом складе? Другого выхода у нас нет. Пойдемте туда. Кстати, там не так много убитых и воздух посвежее.
И Тасиро с поразительной решительностью зашагал в сторону склада.
У ворот склада, о чем-то беседуя, стояли несколько сторожей. В обычное время здесь бывало очень оживленно, без конца приходили и уходили посетители. Теперь только сторожа. Нас с Тасиро провели к лейтенанту Сасатакэ. В ответ на нашу просьбу он заявил, что запасы угля в Удзина неприкосновенны, на этот счет имеется строгое указание. На все остальные вопросы лейтенант отвечал уклончиво, и мы ушли, так ничего и не добившись.
Выйдя за ворота, я взглянул на хорошо знакомый мне пруд. Все лотосы, которые там росли, имели жалкий, растерзанный вид: одни повалились к югу, другие походили на сломанные зонтики — ни одного целого.
До того как я поступил на нынешнюю работу, мне пришлось в течение семи лет служить на армейском продовольственном складе. Я снимал тогда комнату в районе Асахи-тё у полицейского по имени Навамото и каждое утро, прихватив с собой завтрак, отправлялся пешком на работу — всегда одной дорогой: мимо обширных рисовых полей и заросшего лотосами пруда. Каждое утро по пути на службу я видел стаи ворон, сидевших на межах, разделявших влажные от утренней росы рисовые поля. Иссиня-черные крылья чудесно сочетались с зеленью рисовых полей. Они хорошо сочетались по цвету и с начинавшими рыжеть метелками поспевающего риса. Настоящее пиршество для глаз!
