– Лидочка, вытри сопли, – раздражение у Фабера еще не прошло.
– Хорошо вам говорить, Климентий Кузьмич!
Ладошки у Лидочки маленькие, но сильные, она цепляется за его рукав и судорожно со всхлипом вздыхает.
– Вы только посмотрите на эту… Как ее? Прототипа!
– Кто привел? – спрашивает Фабер освобождаясь.
– Писатель ваш привел. Это же лошадь, Климентий Кузьмич! Лошадь!
Фабер проходит на съемку, щурится от ярких осветительных ламп и сразу выхватывает из знакомой толпы киношников чужеродное тело. На стуле позади оператора сидит, закинув ногу на ногу, крупная худощавая женщина и громко смеется, отставив руку с «беломориной».
– Что у вас тут? – спрашивает Фабер, отыскав грустного режиссера.
– Писатель привел женщину из милиции для ознакомления с типовым поведением.
– Ну и?..
– Вот. Матерится и хохочет после каждой реплики героини. Я устал.
– А почему у тебя везде кожура валяется? Вы что, теперь апельсины всей съемочной группой давите?
– Все давят, – кивнул режиссер. – Давят, потом чистят и едят или сначала чистят, потом давят, потом едят… Осветителю удалось добиться очень кадрового разбрызгивания. Два ящика апельсинов за два дня.
– Режиссер! Слушай, режиссер! – Женщина из милиции подзывала его, не вставая. – Твоя актриса четыре секунды достает из кобуры оружие! Ее три раза убьют, режиссер! – Она встала и подошла. – Отдай-ка мне ее на пару дней, пусть поработает в отделении, чтобы в образ войти!
– Вы можете сесть на шпагат? – спрашивает женщину Фабер, прикрывая ладонью рот и разглядывая вытянутое, вполне привлекательное лицо, темные глаза и крупный нос над яркими обветренными губами. Около сорока, поджарая. На голову выше его.
Женщина улыбается, достает следующую «беломорину». Фабер потянулся за зажигалкой, но женщина быстрым движением выдернула откуда-то из-под мышки пистолет и приставила к его животу.
– Пук! – сказала она, прикусив зубами папиросу. – Шпагат, говоришь? Я могу пяткой припечатать в лоб вашего главного по музыке так, что он даже движения моей ноги не заметит. – Она притянула руку Фабера к себе и сжала. Фабер щелкнул зажигалкой, удивившись сильному и горячему прикосновению ее ладони.
Режиссер закатил глаза.
– Почему именно его? – Фабер отыскал глазами высокого нескладного звукорежиссера. В наушниках, с трагической грацией в движениях длинных рук, он слушал, закрыв глаза, музыку за пультом.
– Да он тут у вас один выше меня. Видный мужик. Ты же про шпагат спрашивал, отвечаю! А вообще, ребята, очень даже клево! Заводит. Что интересно, в Москве года два назад работала в органах одна умная и красивая молодка. Я тут полистала ваш сценарий, почти про нее! Кто у вас будет сидеть в конце творческой жизни? – спросила вдруг она, покусывая губу, чтобы сдержать неуемный смех.
