Он тяжело вздохнул, давая американцу осмыслить сказанное.
«Ясное дело, — продолжил чуть погодя, — был бы ты молодой, да Лусинда по глупости своей обетами не разбрасывалась — отдал бы ее за тебя замуж, да и покрыли бы грех! А так только один вариант у нее и выходит!»
«Какой вариант?» — спросил О’Брайан.
«Монастырь! — ответил Умберто. — Одна у нее дорога, у дочки моей порушенной, — в монастыре до самой смерти грех свой замаливать!»
«Что за глупость! — осторожно заспорил инженер. — Что за средневековье такое?»
«Какая глупость? — удивился Умберто. — Кто ж ее теперь замуж возьмет? Нет таких дураков! А если и найдется хитрован, что за приданым погонится, так измордует потом в замужестве — на это я сам не пойду!»
«И что же, нет никакого выхода?» — спросил американец.
«Выходит, нет!» — вздохнул Умберто.
Вода вскипела, и Лусинда вскоре подала им кафезиньо, приготовленный по-местному: крепкий, сладкий и фильтрованный. Для просветления лысеющей головы инженера это было верным средством — справилось бы его изношенное сердце!
В молчании выпив мазутной густоты напиток, О’Брайан перевел дух.
«Что ж, — нерешительно спросил он, — я пойду тогда?»
«Иди с Богом! — разрешил Умберто. — А надумаешь навестить нас — заезжай. Лусинда недели две еще здесь поживет, пока я с монастырем договорюсь, так что милости просим!»
Они с Лусиндой вышли на веранду, проводили американца взглядами, пока он не скрылся за оградой.
«А вдруг не придет?» — спросила Лусинда.
«Думаешь? — усмехнулся Умберто. — Если я хоть чуть знаю вашу породу, он не то что придет — на коленях приползет! И хорошо, если до послезавтра продержится, а не заявится завтра с раннего утра!»
И после паузы уже другим голосом сказал:
«Ты на его руки обратила внимание?»
«Нет, а что?»
«Уже шелушиться начали! — он передернул плечами. — Черт! Мне бы тоже не помешало в кипятке откиснуть! — Умберто провел рукой по предплечью, с которого посыпались похожие на перхоть чешуйки старой отторгаемой кожи. — Поможешь воды нагреть?»
«Куда от тебя денешься? — ответила Лусинда. — Конечно. Только тогда натаскай побольше, чтоб на нас с Агатой хватило!»
Идя по тропинке через огород к реке, Умберто продолжал думать об американце. Пожалуй, тот опередит его в омоложении, хоть и причастился женщины позже. Но зато полностью… Жалко Питера, тяжко ему с непривычки придется! Кожа — тьфу! Мойся чаще, чтоб лохмотья не сыпались, — всего и делов! А когда жрать каждый час хочется? А приступы поноса со слизью? А сводящая с ума эрекция по поводу и без повода, не дающая сосредоточиться на работе и от которой, кажется, одно избавленье — взять и открутить к чертовой матери эту приладу, возомнившую, что не она при тебе, а ты при ней!
