«Стой! — заорал Умберто. — Куда!? А ну, назад!»
Если бы он кинулся за американцем следом, тот мог бы наделать глупостей. А так, услышав лишь крик и поняв, что погони не будет, отважился остановиться в отдалении.
«Иди сюда! — Умберто махнул рукой. — Иди, не убивать же мне тебя в самом деле!»
Видя, что Питер не трогается с места, Умберто не глядя швырнул нож в сторону. Тот с глухим стуком вбился в угловой столб, поддерживающий навес.
«Видишь! — снова крикнул он, показывая пустые ладони. — У меня чистые руки, не то что у тебя!»
Надо отдать должное американцу—он пересилил свой страх перед сумасшедшим крестьянином и осторожно двинулся к крыльцу. Когда он приблизился достаточно, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса, Умберто сказал, поворачиваясь к нему спиной:
«Пошли, поговорим за столом!»
Пока Лусинда вертела ручку древней мельницы, в которой хрустели зерна кофе, Умберто поставил на стол два стакана и плеснул в них кашасы. До сиесты пить было нежелательно — развезет на полуденной жаре, а американцу еще и за руль садиться, — но это было самым быстрым способом разрядить обстановку.
«Пей!» — пододвинул он стакан Питеру. Тот, наконец, вспомнил про свой платок, достал, вытер бисеринки пота с верхней губы, тыла ладоней.
Умберто поднял свой стакан, звякнул им о стоящий второй, вылил содержимое себе в рот. Маслянистая и теплая жидкость с трудом протолкнулась в глотку. Он стукнул себя по груди, помогая кашасе миновать пищевод, вздохнул, приказал Агате:
«Принеси закусить!»
Агата, до того беззвучно сидевшая на полу и делавшая вид, что увлечена игрой с деревянной лошадкой, метнулась в кухню, вернулась с миской холодных жареных бананов.
«Вилки принеси, не то гость подумает, что мы как обезьяны едим!» — усмехнулся Умберто.
«Сейчас, папа!» — голосом пай-девочки ответила Агата и снова скрылась на кухне.
Видя, что американец никак не решается взять свой стакан, Умберто решил его подтолкнуть к этому.
«Не хочешь пить со мной? Смотри, опять обижусь!»
О'Брайан не стал спорить и выпил, закашлявшись, схватил принесенную вилку.
«Вот то-то!» — одобрил Умберто, наливая по второй.
«Вот что я скажу, Питер, — сказал он через некоторое время, почувствовав по жжению в желудке начало действия алкоголя. — Хочешь обижайся, хочешь нет, но денег я у тебя не возьму! Не знаю, как у тебя в Штатах, а у нас в деревнях отцы дочерями не торгуют! Что распечатал ты ее, значит, так на роду у нее написано: согрешить и всю жизнь каяться. Жаль, конечно, девку — красивая очень! Уже из Сан-Себастьяно приезжали к ней свататься, да не судьба, значит!»
