Уложив сороконожек спать, Михеев и Антверпен уселись на подоконнике, где лежали две толстые, никому не нужные книги, и тихо беседовали.
— Какого друга мы потеряли, — с грустью заметил Антверпен. — Он был так умён, так образован, а теперь у нас ещё один ребёнок на руках.
Антверпен вспрыгнул на лежащую книгу, клюнул несколько раз в название.
— И теперь мы никогда не узнаем, как правильно воспитывать трудных детей.
— Не знаю, не знаю, — загадочно улыбнулся Михеев.
Известно, что кошки большие мастера на загадочные улыбки. Тут подала из своего угла голос робкая Марья Семёновна:
— А если бы вы знали, как тяжело было тащить эту книгу на спине. И как жаль, что мы никогда не узнаем, как воспитывать трудных детей.
Антверпен её поддержал:
— А подростки? Когда они станут подростками, мы с ними вообще не справимся, они пойдут по дурному пути, начнут курить и выбрасывать окурки и пустые бутылки на землю, ездить на мотоцикле без глушителя, обижать слабых и — не дай бог! — ненавидеть всех, у кого нет сорока ног, например, воробьев, кошек, столетников! Не правда ли, Михеев?
А Михеев сидел, молчал и продолжал загадочно улыбаться, как будто он знал что-то такое, что известно ему одному. Так оно и было: ему пришла в голову мысль, что хорошая книжка делает своё дело, даже если её некому прочитать. Но он пока решил ничего не говорить об этом своём соображении другу Антверпену, а ещё немного подождать.
Ждать пришлось совсем недолго. На следующее утро сороконожки первым делом побежали смотреть на Васю. Он за ночь ещё немного подрос, а когда они к нему подошли, он прошептал очень тихо и не очень разборчиво:
«Здравствуй-те!»
Сороконожки снова выстроились друг за другом от верха бочки до клумбы и опять начали поливать Васю из кружки.
Днём Михеев подошёл к Васе, понюхал его, погладил лапкой, на которой отрастала очень успешно новая шерсть, пошептал ему что-то и ушёл вполне довольный. В этот день он решил, что уже окончательно окреп. Под вечер он взял пустой бидон для молока и пошёл на работу.
История, в сущности, близится к концу: через неделю Вася вырос до взрослого состояния, он вспомнил почти всё, что с ним происходило в прошлой жизни, когда он был старым столетником и стоял на подоконнике. Теперь он был снова молодым. Хотя одно его удивительное качество не восстановилось: читать он теперь не умел.
