И тут Марья Семёновна проявила неожиданную сообразительность и твёрдость характера — собрала всех своих детей и сказала им буквально следующее:
— Михеева надо лечить. Васи теперь нет с нами, но вокруг нашего дома несметные заросли ромашки, а ромашка, как говорил Вася, растение лекарственное. Так что все быстро за дело — собирать ромашки!
Конечно, в это трудно поверить: маленькие сороконожки бросились со всех ног на промысел. За час они набрали целую кастрюлю цветков. Марья Семёновна с Антверпеном приготовили отвар и сделали Михееву огромный компресс на голову, на спину на живот, на все четыре лапы и на хвост. И Михееву стало чуть-чуть лучше. Утром сороконожки снова набрали кастрюлю ромашки, и снова было сварено лекарство и сделан новый компресс, и Михееву стало ещё немного лучше…
К счастью, пошли дожди, и теперь Антверпену не надо было далеко летать за водой, потому что бочка наполнилась свежей водой, она вполне годилась и для компрессов, и для питья.
К концу недели Михеев спустился с печи. Выглядел он ужасно: старая шерсть почти вся сошла, а новая только пробивалась.
Но уже было видно, что новая шерсть вырастет и лысым на всю жизнь он не останется. Первый день он ходил по дому, а на второй вышел за порог — взглянуть на могилу Васи. Утирая скупые кошачьи слезы, Михеев подошёл к могильному холмику…
Хотите — верьте, хотите — нет! В это действительно трудно поверить: в самой середине могильного холма вырос маленький столетник!
— Вася! — воскликнул Михеев. — Ты ли это?
— Уа! Уа! — раздалось в ответ.
Антверпен, у которого только-только начало заживать вывихнутое крыло, от неожиданности взлетел на забор.
— Это Вася! — чирикнул он. — Вася снова вырос!
— Уа! Ва-ва! — пролепетал маленький столетник. Прибежали все сороконожки во главе с Марьей Семёновной и подняли радостный крик:
— Вася! Наш Вася не умер! Он вернулся!
— Всё дело в корешке, — объяснил Михеев. — Он же растение, и он снова вырос из старого корешка. Как хорошо быть растением!
— Вася! Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — дружно закричали сороконожки.
— А-гу! Гу-гу! Ку-ку! — согласилось растение. Этот новый столетник был, несомненно, Вася, но только не прежний мудрый и добрый Вася, а младенец.
Михеев поглаживал растение своей не совсем ещё зажившей лапой:
— Мы тебя любим, Вася! Пожалуйста, вырастай поскорей! Ну, скажи: «Ва-ся»!
— Уа-уа! — заплакал маленький столетник.
— Он хочет пить, — догадался Антверпен.
И все бросились поить Васю: Антверпен принёс воды в клюве, Михеев поливал из бидона, а сороконожки выстроились друг за другом и протянулись цепочкой от верха бочки прямо до бывшей могилы, которая теперь была уже не могилой, а обыкновенной клумбой. Они передавали кружку воды — из ножек в ножки — и почти ничего не проливали по дороге.
