— Что касается трестов, — сказала она, — не пора ли вам отсюда убираться?
Надо признать, что это было невежливо, да и логики в ее словах никакой не имелось. Толстяк и Пфеффер пришли в ярость.
Я постарался вмешаться.
— Такой уж у Полины характер, господин инспектор, уже целых тридцать пять лет…
— Так вот, — взвизгнул он, — если вы терпите ее тридцать пять лет, то с меня достаточно и тридцати пяти минут.
В это самое время те двое, что шарили в кухне, появились с бутылкой постного масла. Петипон ликовал.
— Смотрите, шеф, с черного рынка. Тут около литра масла.
Полина тотчас возразила:
— Да это просто бутылка такая, взгляните, какое у нее донышко.
Толстяк и слышать ничего не хотел.
— Продукты с черного рынка, с черного рынка. Они слушают иностранные передачи и покупают масло на черном рынке.
Тут уже и я вмешался. Это была полная нелепица. Этого я им, естественно, не сказал, потому что уже начал понимать, что мои слова только подлили бы масла в огонь. Толстяк размахивал руками.
— Конфисковать, конфисковать, в стране не хватает жиров, а вы вон как!
Полина была в полном отчаянии. Вы же понимаете, ее драгоценное масло.
— Ну хватит, — крикнул толстяк, — стройте себе заговоры, если это вам так нравится, но никто не позволит вам морить голодом наш несчастный народ. Пока на свете существуют такие люди, как вы, Франция не сможет возродиться.
И опять гон его внезапно совершенно изменился, что уже однажды поразило меня:
— Итак, вы мне сейчас скажете, кто вам продал это масло.
— Конечно, — ответила Полина, — мадам Делавиньет…
— Ах так, Делавиньет, запишите, Пфеффер, Делави…
— …В «Док Реюни», мадам Делавиньет, наша бакалейщица…
— На какой улице?..
— Да тут совсем рядом… само собой. Ведь она наша бакалейщица.
И почем она вам его продала?
Право, я уже не помню, какая тогда была цена…
Восемьсот франков за литр небось?
— Вы что, в своем уме? Ах, простите, господин инспектор…
В общем, еще одно недоразумение. Они навалили кучу вещей на письменный стол, с которого сбросили на пол ковровую скатерть; тут были моя старая записная книжка, квитанции за газ, бутылка с маслом, детективный роман, показавшийся им подозрительным из-за названия «Преступление в Виши», и еще разную мелочь; один из тех, кто все время молчал, сидя за столом рядом с этой добычей, в поте лица начал составлять протокол обыска, который они затем предложили мне подписать. Я, естественно, захотел предварительно его прочитать. Но, видимо, это тоже теперь не полагается делать. Словом, я подписал, чтобы они только оставили меня в покое. Один из тех, кто молчал, начал вытирать башмаки о ковровую скатерть. Толстяк взял протокол и подул на подпись. Потом он немного отодвинул листок от себя, словно собирался его прочитать. Он рассмотрел мою подпись.
