В глубине зала кто-то внезапно поднялся с криком: «Маски, маски!» Я вертел головой во все стороны, но не видел, откуда они выходят, и мною владел такой страх перед ними, что я открыл глаза.
Было уже совсем светло. Улица ожила, что-то насвистывая, мимо проходили солдаты. Господи! Уже почти одиннадцать. Мне принесли горячей воды, и я торопливо умылся. Поздновато, чтобы являться в штаб с докладом. Капитан Манжматен не преминул мне это заметить, но на уме у него явно было что-то другое. Не без удовольствия, с издевкой он сказал:
— Ну, Удри, мой мальчик… обошли вас? С глаз долой — из сердца вон… Да уж, достались вам эти марокканцы!
Что все это значило? Дежурный лейтенант ухмылялся. Должно быть, они уже успели посудачить между собой.
— Да, — продолжал капитан, — пока вы спали допоздна… я, не мое, конечно, дело, но просто в глаза бросается! Я как раз только пришел. Тут еще лекарь заявился, устроил целую историю по поводу помещения, которое ему дают, точнее, не дают для его «радикулитных с температурой» и всякой прочей заразы. Да хоть его спросите, он тоже видел, как и я. В окно. Вы знаете, отсюда вид прямо на комнату вашей Дульсинеи…
— Господин капитан, мадемуазель Книпперле…
— Пожалуйста, можете называть ее, как вам нравится! Я выглянул наружу, на улице застрял в грязи грузовик, рядом с катком, потом поворачиваюсь — и что же я вижу… уж когда такое на людях! Я ведь не нарочно. Так вот, ваша барышня стояла в дверях, каждый мог видеть и слышать, на второй ступеньке крыльца…
Он поглаживал снизу вверх свои усы. Томил меня. Лейтенант хлопал себя по ляжкам.
— Так что же? — спросил я. Очень сухо. Пусть скажет и заткнется.
Он почувствовал, что дело может обернуться плохо, какой он там ни капитан. Но слишком уж соблазнительная была ситуация.
Он слегка прокашлялся, поглядел на свои ногти, точно после маникюра. Разжал пальцы:
— Так вот, они стояли у всех на виду, на крыльце, она на верхней ступеньке, он на нижней… да, я совсем забыл сказать… американский солдат… пальчики оближешь… Так-то. Мало быстро взять старт, нужно еще добежать первым…
Я ничего не сказал. Расписался в книге под своим кратким донесением. Наступила тишина. Оба офицера смотрели на меня.
Отсутствие реакции, легкое пожатие плеч внушало им уважение ко мне.
— Хороший игрок… — сказал Макжматен.
Я сделал вид, будто не слышу. Главное, не выказать торопливости. Чересчур уж много удовольствия я им доставлю, если прямо отсюда пойду к Бетти. Американец. Мне тут же припомнилась песенка Габи Дели, она вывезла ее из США, понятно… Всплывали какие-то слова из наших разговоров, своего рода подтекст, и почему это я выбрал из всех ее имен именно Бетти… И она еще назвала меня лгунишкой из-за того, что я скрыл от нее всю эту дурацкую историю на дороге, вечером, и Лени. Я не мог больше выдержать. Пусть себе Манжматен думает, что хочет!
