— Спросите, знает ли она, как далеко находился лягушатник, сэр, — предложил Джексон.
Рэймидж наклонился и тихо сказал:
— Когда этот человек выстрелил, вы видели его?
— Да. Мы не догадывались о присутствии всадников, пока не раздался крик крестьянина. Как раз когда я обернулась, раздался выстрел.
— Как далеко они были от вас?
— Довольно далеко: это был удачный выстрел.
«Удачный выстрел!» — подумал Рэймидж.
Выслушав перевод лейтенанта, сказал:
— Это хорошо, сэр. На таком расстоянии пуля должна была быть уже на излете. Возможно, нам удастся вытащить ее.
Возможно! Во имя спасения жизни маркизы это необходимо было сделать, пока не возникла гангрена.
— Ты должен помочь мне, — распорядился Рэймидж.
Джексон поставил фонарь на банку, оторвал от рубашки еще несколько полос и намочил их в морской воде. Потом, снова взяв в руку фонарь, он протянул мокрую ткань Рэймиджу.
— Скажите, если станет слишком больно, — прошептал он. Она кивнула в ответ. Лейтенант принялся смывать запекшуюся кровь.
В течение пятнадцати минут, показавшихся ему часами, Рэймидж, используя острие ножа в качестве зонда, пытался обнаружить место, где засела пуля. Она ни разу не дернулась, не застонала, не призналась, что ей больно. Только вздрагивала время от времени, как от озноба, но лейтенант не знал, является ли причиной этого жар, холод, или боль — ему нередко приходилось видеть, как дрожь бьет людей, получивших тяжелое ранение.
Когда он поднялся, руки его тряслись, а затылок ныл от тупой боли. Лежащая перед ним маркиза казалось, уменьшилась в размерах, словно невыносимая боль заставила ее сжаться.
— Ничего хорошего, — негромко сказал он Джексону. — Я не решаюсь зондировать глубже.
Американец передал ему кусок сухой материи, который Рэймидж свернул и приложил к ране. Затем, завершив перевязку, приладил насколько возможно одежду и укрыл ее поплотнее мундиром.
— Это все, что я могу сделать, — с сожалением сказал он.
— Со мной все хорошо, — ответила маркиза. — Мне кажется, что вам это далось тяжелее, чем мне.
Рука ее поднялась и прикоснулась к его брови, и тут он почувствовал, что весь взмок от напряжения. Повернувшись к Джексону, она сказала:
— Благодарю так же и вас.
Рэймиджу нужно было время на размышление.
— Джексон, дай мне фонарь и карты. Потом возьми компас и сядь за румпель. Держи все время на запад.
Держа в одной руке фонарь, а в другой карты, лейтенант облокотился на планширь. Он чувствовал себя измученным, мысли его заполняло ощущение огромной черной беды. На самом деле, само море, земля, вся его жизнь казались огромной черной бедой…
