Увидимся — НАДЕЮСЬ!
Рассел
Он нарисовал самого себя: растрепанные волосы, серьезное выражение лица, в одной руке карандаш, в другой — альбом для эскизов. На альбоме выведены крошечные буквы, такие малюсенькие, что мне приходится поднести картинку к самым глазам и еще прищуриться. «Р», «Л», «Э». Роль? Ралли? Нет, Рассел. «Р» — Рассел, «Э» — Элли? «Л»?
«Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»?
Рассел любит Элли.
Я словно взлетаю на гигантских качелях, все выше, выше, переворачиваясь вниз головой.
— Не сделаешь старенькому папочке чашечку кофе? — спрашивает папа, входя на кухню.
— Конечно. — Я быстро прячу письмо в карман.
— Приятное письмо?
— Угм.
— Хочет увидеться?
— Да, типа того.
— И как же ты будешь? Ведь папа тебе категорически запретил.
— Что? — Я выпучиваю на папу глаза. — Ты серьезно?
Папа старательно хмурится, но в глазах пляшут огоньки.
— Типа того, — отвечает он. — Слушай, Элли, я в четверг серьезно перепугался. Первый раз ты задержалась до темноты, и я не смог этого вынести.
— Спорим, ты в моем возрасте гулял с девочками.
— Может быть, именно поэтому я и испугался. Я слишком хорошо помню, каким я сам был в возрасте Рассела. Теперь как вспомню, так вздрогну. Для меня девочки были не люди. Я сидел в своей тухлой мужской школе, девчонок толком и не знал. Это были для нас некие удивительные, экзотические создания, в их присутствии мы теряли дар речи и только соревновались друг с другом, насколько далеко удастся зайти…
— Папа!
— Знаю, знаю. А потом хвастались напропалую, причем, естественно, страшно преувеличивали.
— Слушай, пап, все это было давным-давно, когда мальчишки были похожи на неандертальцев. Рассел совсем не такой, — утверждаю я, хотя сама слегка краснею, вспомнив, как мы целовались.
— Знаю, знаю, — говорит папа. — Как только я его увидел, сразу понял, что это славный, порядочный мальчик, который хочет подружиться с моей дочерью. Он рассказал мне про ваш долгий, увлеченный разговор об искусстве. Показал твой портрет — кстати, очень хороший. Ему нужно немного отточить стиль, но для своего возраста он проявляет замечательное чувство линии. Короче говоря, я почувствовал себя круглым дураком. Я считал его каким-то сексуальным маньяком, который при первой возможности готов наброситься на тебя, а оказывается, у вас были всего лишь платонические разговоры на тему живописи и графики.
— Ну да, так все и было, я же говорила тебе, папа, — говорю я, все еще краснея. — Видишь, времена переменились. Так можно мне пойти встретиться с Расселом? Мы порисуем этюды!
