— Звонарю хорошо, — пробормотал князь, первым начав подъем. — Он человек Божий. Оступится — и сразу в раю. А на мне грехов накопилось, как на Гаагском трибунале.
Старательно цепляясь ногтями за бревна и стараясь держаться поближе к стене, Андрей одолел первый виток, второй, третий, через прямоугольный люк выбрался наружу. В лицо ударило холодным ветром, ощутимо пахнуло гарью. Днем, наверное, отсюда открывался чудесный вид — в ночи же различались только подсвеченные факелами участки стены, двор, конек близкой крыши. Но самое главное — огонек свечи высветил темный бок высокого, почти в человеческий рост, колокола.
— Ну вот вы, кровососы, и попали, — пошел Зверев вокруг бронзового красавца. — Кончилось ваше веселье… Да где же эта веревка, чтобы язык дергать?
Снизу, на дворе, раскатился довольный хохот:
— Ну что, княже, набегался? Нашел, чего искал? Эй, Андрей Васильевич, пошто молчишь, а?! — Боярин Калединов снова довольно заржал. — Ты, никак, совсем за остолопа меня принимаешь? Ну бегай, бегай. Дурная голова, она долго ногам покоя не дает.
— Чему это он радуется? — Андрей наклонился, осветив низ колокола, и только теперь понял: колокол стоит на полу! — Вот черт! Черт, черт, черт!
— Ты чего, княже? — подошел Пахом. — Негоже нечистого призывать. И без того нам несладко.
— Наверх свети! — Вдвоем они вскинули руки и увидели, что бронзовую крепежную петлю колокола и деревянную балку, на которой он должен висеть, разделяло расстояние не меньше локтя. Толстенный пеньковый канат, крепивший громогласного красавца, был перерезан сразу в двух местах.
— Беда, Андрей Васильевич. Отвернулся от нас Господь, вседержитель наш, — широко перекрестился дядька. — Видать, не заслужили мы спасения. Грешны мы все, княже, ох, грешны…
— Вот, паскуда… — зло сплюнул Зверев. — Ох, паскуда. Паскуда этот Калединов. Он ведь, паскуда, специально нас сюда пропустил, чтобы своей предусмотрительностью похвастаться. Не всякий ведь такую предусмотрительность оценит. Образование надобно.
— Эй, князь, тебе не холодно наверху? — Федот Владиславович был весел и горд собой. — Бросай свое оружие вниз и спускайся, мы встретим вас как друзей. Один укус — и вы станете нашими братьями. Вы не будете бояться ни жары, ни холода, вы не будете бояться боли и ран, вы станете бессмертными, как мы.
— И потеряем бессмертную душу! — крикнул вниз Пахом.
— Зачем вам бессмертная душа, если у вас будет бесконечная жизнь? Вы станете одними из первых обитателей нового мира, и я даю слово, что вы заживете в нем князьями, а не рабами.
