В душе Зверева не дрогнула ни одна ниточка. Гуманизм хорош только в отрыве от реальности. Отпустить бандита на волю, да еще рядом со своими землями, князь никак не мог. Не идиот, слава Богу. Держать в порубе — то есть кормить за свой счет — не собирался. А так, ракам мясную тушу подарить — хоть какое, а доброе дело.
— Так, на чем мы остановились? Ах, да. Итак, мне нужны добровольцы, что станут возиться с моим товаром, пока я веду переговоры с клиентами.
— Видать, товар-то не простой, с душком хитрым, — заметил другой бандит, худощавый, с синюшным лицом. — Раз коснешься — навеки замараешься.
— Разумеется, — не стал отрицать князь. — Кабы не так, стал бы я с вами возиться, ловить да уговаривать? Товар с душком. Посему выбор у вас прост: либо замараться о него навеки, либо умереть немаранными прямо сейчас.
— А не обманешь, боярин? — звонким детским голосом спросил душегуб помоложе, с бородой короткой и торчащей во все стороны, словно собачья шерсть. — Отпустишь?
— Слово князя, — вскинул подбородок Андрей. — Или вам этого недостаточно?
— Ну, коли и обманешь, так хоть месяц еще потяну, — отвел глаза молодой. — У живого по-разному судьба сложиться может, а у мертвого — никак. Записывай меня в свои холопы. Посмотрим, как оно — товара твоего касаться.
— Одному, мыслю, трудно будет, — вслух подумал Зверев. — Может, еще один согласится?
— Пускай… Согласен… — торопливо закивали пленники, почуяв, что тот, кто замнется с ответом, окажется в заводи.
— Развяжи их, Левший. Значит, так, душегубы. Коли согласны, тащите весь груз из трюма сюда, наверх. Пахом, бердыши принеси.
Невольники выволокли из темной ямы трюма сперва пять маленьких свертков, потом самый большой, тяжелый. Развернули тряпки — и ахнули золотому блеску.
— Вот это товар, — пробормотал тот, что с синюшным лицом. — На таком и впрямь либо кровавый, либо еще какой след завсегда имеется. Ладно, не иметь — так хоть потрогать.
— И не только, — кинул ему под ноги топор Зверев. — В маленьких слитках по пять-шесть фунтов[30] получается. Давай, все крупные куски примерно до такого размера руби. А то уж больно неудобен товар в таком виде.
— Не боишься такую игрушку мне в руки доверять? — опустил взгляд на топорище синюшный.
— Намедни вас поболее было. И игрушки были серьезнее. Так ничего, управился. Руби.
Золото — материал мягкий, под лезвием топора оно расслаивалось, как глина. Князь же Сакульский, отступив и крепко сжав бердыш, внимательно смотрел по сторонам. Интересно, видит ли Белург, во что превращается его священный амулет? Знает ли, чувствует? Наверное, нет, иначе обязательно бы откликнулся, подал голос, знак, обрушил бы новые проклятия. Видать, далеко сбежал древний некромант, коли никак отреагировать не способен.
