Джибали находилось у ворот Галаты, и мы полагали, что наши поиски наконец увенчались успехом. Но мы не учли, что характер у капудана-паши был прескверный. Решив что Андреа его обманул, он велел разыскать его и достиг в этом успеха. Его подчиненные исполнили порученное им дело отлично, и мы с Андреа очутились в тюрьме адмирала, не успев даже подумать о побеге. Но этот высокий сановник был так очарован личиком Николозии, что велел привести нас к нему уже на второй день после ареста. Мой друг объяснил переводчику, что я действительно автор портрета, но что я неспособен воспроизвестиего без модели. После чего сообщил, что красавица проживает в Венеции, что она племянница знаменитого художника и что он, Андреа, согласен отправиться за ней туда, если его превосходительство соизволит предоставить ему сумму, необходимую для выкупа.
Это предложение позабавило адмирала, который вовсе не был дурак. Это был человек исполинского роста и с такими пышными усами, что они почти закрывали ему глаза. Он распорядился, чтобы болтуна отвели назад в его камеру, а потом велел принести бумагу и карандаш, предоставив мне возможность продемонстрировать мои способности к рисованию, если я обладал оными. Он приказал мне нарисовать вазу, потом бокал, после чего, удовлетворенный, отвел меня в комнату, прилегающую к его гарему. Там он распорядился привести одну из своих жен, усадил ее на ковер и попросил меня нарисовать ее, что я и сделал настолько хорошо, насколько у меня получилось. Увидев вечером результат, он, казалось, перестал сомневаться в моем таланте и через переводчика сообщил мне, что мною доволен. После этого он поселил меня в небольшой комнате, где окна были забраны густой деревянной решеткой, и присвоил мне звание своего личного художника. Я согласился принять его предложение при условии, что он освободит Андреа, который, таким образом, смог возвратиться в таверну упрямого Пападреу.
Переводчик паши был греческим евреем, который разговаривал по-немецки и по-итальянски так же хорошо, как и по-арабски. Его имя было Авраам, но он просил чтобы его называли Мелек. Имея довольно незавидную внешность, он зато отличался выдающимися интеллектуальными способностями. Я сразу же с ним подружился. Все эти полгода, в течение которых меня силком удерживали во дворце капудан-паши, этот человек удивительным образом скрашивал мою жизнь. Это благодаря ему я познакомился с началами той философии, которая черпала свои истины одновременно из каббалы, алхимии, астрологии и медицины и которую он называл по латыни «Dulcissima scientia»
