Они сели вокруг стола со стеклянной крышкой на плетенные из бамбука стулья. Из окон была видна лужайка. Какое-то время Паулина и Камилла обсуждали службу в церкви: надгробную речь, музыку, цветы и присутствовавших людей. Дадли, дворецкий, разливал вино, но Филипп прикрыл свой бокал рукой. Блонделл, служанка, подала вареную семгу и суфле из сыра.
– Меня удивляет, что газеты не попытались поднять шум вокруг этого дела, – сказал Филипп. Никто ему не ответил, и он продолжал: – А ведь налицо все данные для материала на первую полосу. – Снова никакого ответа. – Как вы думаете, мистер Мендельсон, кто убил Гектора? – спросил Филипп.
За столом воцарилось молчание:
– Гектора никто не убивал, – ответил Жюль спокойно. – Гектор сам убил себя.
– О, но я не верю этому, – сказал Филипп без тени сомнения.
Жюль был человеком, не привыкшим, что его утверждения вызывают протест, тем более подвергаются сомнению.
– Факты неоспоримы, – сказал он. Мускулы на его шее напряглись, но голос звучал сдержанно. – Не может быть никаких сомнений. Я все проверил с детективом Макдэниелсом, который занимался убийством отца Мэдж Уайт в гараже ее дома в Бель-эйр два года назад. Ты помнишь, Паулина?
Паулина молча кивнула.
– Неоспоримы, – повторил Жюль. – Именно это слово произнес детектив Макдэниелс. – Он сделал ударение на слове «детектив», как бы подтверждая сказанное им. – Самоубийство, и с этим согласился следователь, японец, забыл его фамилию. Я был там и слышал.
– Но вы, конечно, не верите этому, не так ли, мистер Мендельсон? – спросил Филипп.
Жюль посмотрел на него, но не ответил. Этот взгляд Филипп запомнил надолго.
– Я имею в виду, – продолжал Филипп настойчиво, – мы достаточно насмотрелись фильмов, чтобы понимать, что один выстрел в рот или в висок – прием эффективнее, чем пять выстрелов в торс, если еще учесть тот факт, что выстрелить в себя пять раз практически невозможно.
Молчание продолжалось. Затем Жюль с покрасневшим лицом бросил свою салфетку на стол и с такой силой отодвинул свой бамбуковый стул, что послышался скрежет по мраморному полу. Не говоря ни слова, он поднялся и направился в сторону холла, который отделял зимний сад от основного дома. Проходя мимо скульптуры четырнадцатилетней балерины Дега – нога в пятой позиции, руки, изящно скрещенные за спиной, на волосах настоящая розовая шелковая ленточка, – он своей массивной фигурой задел ее. Фигурка упала с мраморного пьедестала, на котором простояла в зимнем саду Мендельсонов четырнадцать лет.
