Фаина говорила, оставаясь с писателем наедине:
– За мной еще до Вени один кинооператор ухаживал. В Дом искусств мы с ним ходили. Помню, весь тет-а-тет собирался. Ульянов, Яковлев, этот. Как его? Ждигарханян.
Бернович и Фаина часто ссорились. В такие минуты заходили поодиночке.
Фаина говорила:
– Ему лишь бы поддать и в койку. Я к такому отношению не привыкла.
– Сколько лет вы женаты? – интересовался писатель.
– Двадцать пять. А что?
Бернович тоже жаловался:
– Фаинка совсем одичала. Не ходи, говорит мне, в шортах. Ноги у меня, оказывается, слишком полные. А если я такими вот ногами дважды по этапу шел? Тогда что?..
Бернович как-то раз зашел и говорит:
– Писатель, дело есть. Хочу у тебя поселиться.
– Навеки? – поинтересовался Григорий Борисович с юмором и легкой тревогой.
– Нет, до среды включительно. Бернович понизил голос и свистящим шепотом договорил:
– Фаинка идет по неверной дороге. – И затем еще более доверительно: – Вот ты писатель. Опиши такое дело. Муж зарабатывает бабки. То есть буквально ходит по острию ножа. На триста шестьдесят кусков с довеском плавает в бензине. Два билдинга имеет в Поконо… А жена ему говорит: «Я тебя презираю. Я на сегодняшний день хочу культурному человеку отдаться…»
Бернович встал и отчеканил: – Выследить ее хочу на манер КГБ. Ты слушай в понедельник я уеду. Отгоню машину в рощу, а сам к тебе. И займу у окна наблюдательный пункт. Не возражаешь?..
У Григория Борисовича заметно испортилось настроение. Границы его частной жизни беспощадно нарушались. Какие-то посторонние люди участвовали в его судьбе…
– Не возражаешь?
– Ладно, – сказал писатель, – дело ваше. И, сославшись на хозяйственные заботы, ушел В тоске и печали направился к озеру. У самой воды на клетчатом одеяле лежала Фаина. Ее силуэт напоминал географические очертания Конго.
– Дивно, что вы пришли, – сказала Фаина, – взгляните на это облако. Что оно вам напоминает?
– Вас, – ответил писатель.
– Что вы? Я куда полнее. Хотя кушаю, в принципе, мало… Оно напоминает сон.
– Не понял?
– Я говорю, что облако напоминает сон.
– Действительно…
Фаина села, выпрямилась, обхватила руками колени. Заговорила быстро и громко:
– Я одинока, страшно одинока… Что вы стоите?
– Я сижу, – ответил писатель. И сел на край одеяла.
– Мое замужество было ошибкой. Вениамин примитивен и груб. Кроме того, его скоро посадят. Элементарно посадят. Вы меня слушаете? Я обращаюсь к вам с просьбой. Только вы можете нам помочь.
– Кому это – нам?
