— Не мучь меня.
— Разве я — мучаю?
— Ты, — не поднимаясь с колен, прошептал он сипяще, прерывисто, — ты, со своими сказками про добро… с Софией… не зря вы так быстро сошлись…
— Опомнитесь, ваше величество!
— Мне ли? Вы с ней, кажется, решили завести семью по новому образцу, втроем.
Вскинул лицо, ожидая движения, слез, пощечины, наконец, но Нелидова, не шелохнувшись, смотрела расширенными бархатистыми глазами, будто один он был во всем виновен, поверженный к ее ногам, грешный…
— Я отдал вам с Марией Федоровной богоугодные заведения, не довольно ли для применения ваших благих порывов? Держава — не сиротский приют, ей надлежит управлять твердой рукой!
— Но вы-то не жестоки!
— Это вы всегда хотели, чтобы я был таким. Слабым, ничтожным правителем, способным только сетовать на беды государства да корить тех, кого следует карать.
— Вы судите не меня, душу свою.
— Нет, — сузив глаза, поднимаясь резко, бросил Павел, — нет!
— Пусть будет так, коли вам угодно.
— Мне угодно, чтобы никто не брал на себя труд за меня думать. Ни вы, ни Плещеев, ни София! Довольно представлять из меня сумасброда, безумца, довольно…
У него перехватило дыхание. Стены подернулись рябью; будто на масленичных гуляньях скатывались со своих горок сидящие, с флейтами в руках, пастушки, скатывались и не могли упасть. Мягкие руки Нелидовой легли на виски; лица ее он не видел.
— Вам плохо, государь?
— Нет, только стены… Оставьте меня!
— Вам нельзя быть одному.
— Оставьте.
— Ваше величество, я позову к вам…
— Никого не надо звать. Прошло. Катя, — проговорил он, сводя брови, силясь вспомнить что-то важное, — оставьте меня, в самом деле. Мы ведь мучаем друг друга.
— Но я не могу, поймите!
— Не надо. Не ищите долга там, где нет. ничего. Вашим я быть не могу, а для иного вы слишком чисты дутом. Слишком много лет мне понадобилось, чтобы понять. Мой грех?
Оцепенело, не отстраняясь от его руки, гладившей ее щеку, Нелидова стояла молча, и, ощутив, что сейчас снова задрожат перед глазами черные точки, поплывут стены, Павел выговорил отрывисто:
— Ну же! Идите.
— Хорошо, ваше величество. Я уйду, коли вы… приказываете. Но место мне выбрать позволите?
— Мой бог, конечно!
— Лодэ.
Он посмотрел пристально, коснулся последний раз завитка волос над ухом, скользнул пальцами по горячей ложбинке…
— Вы говорите необдуманно.
— Пусть. Место это было суждено вам.
— У вас в душе не осталось ко мне ничего, кроме горечи?
— Не знаю, что тому виной.
— Хорошо. Вы —: решили. Прощайте.
