Бозбородко, растянув улыбочкой губы и бровь приподняв, словно чихнуть собрался, уставился на Воронцова, потом пустил поперек лба жирную складочку — и расхохотался:
— Не-е-ет, увольте! У нас нет конституционалистов и быть не может. Вот даже вы с Семеном Романовичем, на что англофилы, а все одно в парламент сесть не торопитесь. Разве что Радищев ваш, что все вольность американскую воспевал, так ведь он далеко…
Ожегшись о холодную улыбку Александра Романовича, статс-секретарь ощутил вдруг странное, неудержимое желание — подобрать ноги, выпрямиться в кресле и едва сдержал себя. Перед ним сидел в. эту минуту не опальный графчик, каковых на Руси государи, любя, жаловали, а не любя, в шуты определяли, а то и на плаху, — вельможа, владелец земель, свободы, собственной души.
— Право, Александр Романович, горестен смех мой. Орлову шутить легко, что правды ныне днем с огнем не сыщешь, за ним Чесма. Александру Павловичу с приятелями своими тоже пошучивать можно, настанет еще их пора. А я вот не думать не могу, что, дурно ли, хорошо вышло, моя в том заслуга и вина.
— И далее выходить будет.
— Кто знает…
Слова эти Безбородко уронил как бы случайно, взгляд скосив в сторону, но Воронцов понял сразу: за этим приезжал. Императрица больна, видно, у статс-секретаря опального есть на сей счет вести, и теперь он затевает свою партию — или знает уже завещание? Знает, приискивает, на кого опереться?
Воронцов поднял на гостя глаза. Озорно подумалось: вот взять и спросить напрямик, и тут ожгло догадкой: да вот же кто ему нужен, Ростопчин. Уверенно, не сомневаясь более, сказал:
— Кстати, Александр Андреевич, окажите услугу. Вам по пути, да и не без приятства будет, так навестите Федора Васильевича. А я письмо для него приготовлю. Окажете любезность?
— С превеликим удовольствием, — выдохнул, размякая на кресле, Безбородко.
* * *
К «большому двору», кочевавшему меж Петербургом и Петергофом, Ростопчин оказался вхож, женившись на племяннице фрейлины императрицы Протасовой. С «малым» гатчинским свел знакомство сам, подарив как-то Павлу привезенных из Берлина редких, с заводом, оловянных солдатиков. Под марш накручиваемой вестовым шарманки гренадеры Фридриха Великого маршировали по столу, стреляли пушки. Наследник престола с трудом оторвал от зрелища потемневшие, влажные чуть глаза;
— Благодарю вас, Федор Васильевич. Понимаю, расстаться с этой вещью было для вас нелегко.
Ростопчин только склонил голову в ответ. Играть словами про удовольствие его высочества, что дороже всех благ, он не стал: много ли цены подарку, коли он самому дарящему не дорог? И Павел это запомнил.
