Она повернулась и, шаркая, вернулась на лестницу. Когда она шла по пустому дому, у нее было такое чувство, будто теперь он всегда будет пустой, что этот день для Дугласа, как и для нее, является решающим, только он не догадывается об этом.
Прижав кулаки к лицу, Верна думала: «Нечего глупить и впадать в истерику. Конечно, Дуглас вернется. Вышел купить сигарет. Или прогуляться. Такой тихий вечер. Он любит гулять в темноте и называть звезды, которые видит».
Зазвонил телефон в прихожей. Верна настолько была уверена, что это Дуглас, что сразу назвала его по имени, как только сняла трубку.
— Дуглас, а где?..
— Это дом Кларво?
Голос был приглушенным и низким, Верна подумала, Дуглас ее разыгрывает, говоря через носовой платок.
— Куда ты запропастился? Мистер Блэкшир был…
— Это не Дуглас, миссис Кларво. Это я, Эви.
— Эви? Какое совпадение. Я только что говорила о вас.
— С кем?
— С нашим другом мистером Блэкширом.
— Вы говорили обо мне хорошо?
— Разумеется. — Верна поколебалась. — Я передала Дугласу привет от вас. Он был очень рад.
— В самом деле?
— Я… я знаю, он хотел бы встретиться с вами.
— Вот как?
— Он сказал, почему бы вам не зайти, мы поболтали бы о прежних временах.
— Я не хочу говорить о прежних временах.
— Вы говорите так странно, Эви. Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Я просто позвонила, чтобы рассказать вам кое-что.
— О чем?
— О Дугласе. Я знаю, вам он очень дорог. Но вы понятия не имеете, что с ним творится. Мне хотелось бы вам помочь, миссис Кларво. Вы всегда были добры ко мне; теперь я отплачу вам тем же.
И она начала подробно объяснять, что происходит с Дугласом и какие вещи творятся в задних комнатах ателье мистера Теролы.
Еще до того как она кончила, Верна Кларво упала ничком на пол.
Было полдесятого.
Женщина торчала в телефонной кабине уже полчаса, и Гарри Уоллаби все никак не мог позвонить жене в Энсино,[5] чтобы сказать, что старенький «бьюик» сломался и он переночует у сводного брата.
— Как только у этой бабенки язык не отвалится? — сказал Уоллаби, допивая третью кружку пива.
Владелец бара, итальянец средних лет, щеголявший галстуком-бабочкой, выполненным в цветовой гамме Принстона, понимающе покачал головой:
— Только не у нее. Чем больше ее язык мелет, тем крепче становится. У нее телефономания, вот что у нее такое.
— Первый раз слышу. А что это за штука?
— Понимаете, вроде болезни. Приспичит звонить — и все тут. У нее это серьезно.
— Кто она?
— Просто заходит сюда время от времени. И каждый раз делает одно и то же. Выпьет пару коктейлей — и на нее накатывает. Берет на доллар медяков и устраивается в телефонной кабине, сидит и сидит, и все тарара, тарара. Я не раз удивлялся, о чем это она говорит столько времени.
