И когда представился случай, Тертедуэй ухватился за него, не задумываясь. Виновные уже наказаны, посланцам Ищущих сделали необходимые реверансы, после чего попросили освободить жилплощадь. А к пострадавшему комендант даже заглянул лично. Поворошил задумчиво остатки соломы, потрогал пальцем сырые стылые стены, понюхал миску с остатками каши.
— Кормить. Поить. За это уплачено. Никаких посещений и никаких врачей. Как подохнет — в болото. Но! — «Маленький гриф» поднял костлявый палец, — Мы к его смерти не будем причастны! Пусть умрет сам.
После этого он повернулся к колдуну, примкнувшему к свите, и деланно всплеснул руками.
— А ты что тут забыл? Тебя ждут северные гарнизоны и наши доблестные придурочные солдаты, жрущие всякую дрянь и пачкающие потом казенные штаны.
Вот и приходится теперь Кхохолому лишь поминать про себя разных богов и молиться, чтобы удача опять повернулась к нему лицом. Поудобнее устроившись в седле, старик настроился подремать. Умению спать в дороге он научился у орков, а до постоялого двора и сытного ужина путь предстоял еще неблизкий.
* * *
— Шуга, ты где?
— Тут я, рядом.
— Где, рядом? Я тебя не вижу!
— Тише, идиот!
— Это ты кого идиотом назвал?
Мелкими огоньками зачадил факел, тут же звонко ударились о стены звуки двух оплеух.
— Значит так, мытари! Еще слово услышу, вот этими руками пошинкую!
Крапленый сунул здоровенному моряку факел в руки, толкнул второго в сторону прохода в подвал, а сам настороженно прислушался к окружающей их темноте. Один конец коридора выходил к калитке в стене, через которую проникли трое мужчин. Другой конец вел к выходу из башни, возвышающейся над площадкой для занятий с оружием. Где-то в верхних галереях ходили караульные, но у входа в подземелье царили тишина и покой.
— Граг, ты мне на корабле обещал, что будешь молчать!
— А что он? Я же про него слова плохого не сказал, а он меня идиотом обзывает…
— Хоть ослом, личные дела будете дома справлять, а сейчас — давай следом.
Разгоревшийся факел освещал спускающегося вниз Шугу, следом за ним по лестнице засеменил второй матрос. Предводитель еще раз прислушался и поспешил за удаляющимся огнем.
Голый человек приподнял голову над подстилкой и прислушался. По лестнице, ведущей к камерам, спускались люди. Слепец оскалился: шли чужие. Солдаты носили грубую обувь, возвещая о себе громким топотом о каменные ступени. Крадущиеся, напротив, старались ступать тихо в мягких кожаных мокасинах, но измученный тишиной слух пленника легко различал не только каждый шаг, но и подмечал разницу в шуме, что производил каждый из гостей. Худая рука бесшумно обняла кувшин с водой, и тело плавно перетекло с подстилки ближе к стене.
