– Так, Мутценбахер, ты хорошо протекла? – Граф сосредоточенно облизывает палец. – Да, – гордо объявляет он, – я ещё могу удовлетворить женщину… Тебе это пришлось по вкусу?
– Да, господин граф, – говорит Пеперль теперь с блаженной томностью.
– Надеюсь, что отныне ты часто будешь приносить мне свою манду?
– Конечно, с удовольствием, господин граф!
– В таком случае я, может быть, когда-нибудь окажу тебе честь и выебу хуем. Но ты, голубушка, направляясь ко мне, никогда не должна подмывать манду и сикать.
– Ладно, господин граф!
– А сейчас возьми вот это и купи себе шёлковые чулки.
Граф вынимает из нагрудного кармана несколько банкнот, сворачивает их в трубку и втыкает в усталую пизду Пеперль. Он не произносит больше ни слова, пока Пеперль одевается, и только уже проводив её до дверей, очень тихо напоминает:
– Не подмывать манду и не ссать заранее. Тебе ясно?
На углу Штернвартештрассе и Гюртеля уже ждёт господин Кукило. Пеперль, не переводя дыхания, несётся к нему по улице, уже издалека размахивая трубочкой банкнот, которые крепко сжимает в руке. Господин Кукило с важностью принимает и пересчитывает деньги. К его приятному удивлению там оказывается даже шесть купюр по десять шиллингов. Он радостно улыбается и треплет Пеперль по щеке. В награду он покупает ей в кондитерской мороженое за пятьдесят грошей. Тут Пеперль просто сияет, она до глубины души счастлива. Не только потому, что пиздёнка её получила удовольствие, но и потому также, что может позволить себе полакомиться. Она уже хорошо умеет считать деньги, но только если дело касается монет. Один или два шиллинга она, вероятно, с большой неохотой выпустила бы из рук, однако бумажки совершенно ничего ей не говорят. Но тем больше говорят они господину Кукило, он быстро прячет их в карман и с умилением взирает на уписывающую за обе щёки мороженое девочку. Кукило отдаёт себе ясный отчёт в том, что в её лице он обеспечил себе дело на всю жизнь. Он думает о том, что эта девочка ещё принесёт ему ощутимые суммы и что не все потенциальные клиенты такие грязнули, как граф. За любую смазливую девчонку он, конечно, тоже получал бы значительные суммы, но дочь самой Мутценбахер – это, конечно, другой коленкор. Жаль, что у покойной Мутценбахер был только один ребёнок, ей следовало бы нарожать целую дюжину, и одних лишь девочек!
Между тем Пеперль справляется со своим мороженым и теперь ласково скрашивает:
– Сейчас пойдём к тебе?
– Да, пошли!
