– И он, конечно, хочет получить всю сумму в подержанных банкнотах как можно меньшего достоинства, верно? – спросил я.
Анри усмехнулся; он знал, о чем я думаю, лучше меня.
– Он будет очень рад, если деньги выплатят ему в Швейцарии. В каком-то смысле для нас это даже легче.
Да, деньги не пройдут через голландский банк, а значит не привлекут внимания налоговых служб; это, конечно, дополнительное преимущество.
Однако существовало одно препятствие. И я должен был сказать об нем сейчас, и наплевать на то, что он при этом почувствует.
– Если об этом знают только владелец, продавец и вы, то не будет никакой экспертизы. Не будет никаких научных штучек. Никаких спектрограмм, никаких рентгеновских обследований, – сказал я.
Он понимающе усмехнулся.
– Ну, это я легко могу устроить. В Амстердаме хватает экспертов по этим вопросам.
Я удивленно посмотрел на него.
– Как, черт возьми, вы сможете это сделать? Достаточно провести рентгенографию, и вы провалите все дело. Голландский эксперт не станет молчать, если речь зайдет о находке картины Ван Гога.
Улыбка так стремительно слетела с его лица, что слышно было, как она ударилась об пол. Оказалось, что он не так силен в тонкостях торговли произведениями искусства, как считал сам.
– Да, об этом я не подумал, – протянул он.
– Давайте сядем и все обдумаем. – Я расстегнул пиджак и еще ниже опустил галстук. – Мне кажется, я где-то видел бутылку?
– Да-да, конечно, наливайте, пожалуйста.
Тепловатое белое вино отдавало дымком. Я налил себе рюмку и присел к столу; он продолжал стоять, глядя в пол и покусывая губы. Затем сказал:
– Рентгенография здесь невозможна. Но вот в Париже…Я знаю одного врача… Он мог бы устроить это тайно в одной из клиник.
Я кивнул. Я мог бы устроить то же самое в Лондоне, если бы моего знакомого не вышвырнули недавно из числа врачей.
– Речь идет о спектрографии соскреба с картины. Можно бы просто принести нужное количество краски под ногтями; тогда никто бы не узнал, о какой картине идет речь.
– Для работ импрессионистов спектрограмма дает не слишком надежные результаты. Краски с тех пор изменились не так сильно, как со времен старых мастеров.
Мы еще немного посидели в мрачном настроении. Наконец я сказал:
– Послушайте, картина продается как работа Винсента Ван Гога, верно? Я имею в виду, что владелец утверждает именно так?
Он покосился на меня, немного удивившись, что я знаю признак, необходимый для «гарантированной» картины: полное имя художника. Но, черт возьми, неужели он думает, что они с Элизабет Уитли – первые эксперты-искусствоведы, с которыми мне пришлось столкнуться?
