Я нашел себе место между служащими нам «парусом» деревьями и втиснулся между ними, одной рукой обняв девочку, а другой придерживая Санди. Девочка дрожала от страха и тряслась от холода, поскольку сверху на нас непрерывно изливались потоки холодного дождя. Леопард же переносил все испытания стоически, плотно прижимаясь ко мне, но ни на дюйм не двигаясь с места. Неподалеку от нас, также закрепившись между деревьями, стояли несколько ящериц. Куда подевались остальные, я не имел ни малейшего понятия. В полной темноте можно было разглядеть только того, кто находился прямо перед носом.
Вспышки молний напоминали взрывы, причем в голове. После того как угасало ослепительное сияние очередной вспышки, сцена, которую она только что осветила перед тем как исчезнуть, еще с секунду сохранялась на сетчатке и в памяти. Я продолжал видеть дикие рывки отчаянно упирающегося плота – и еще более дикие волны в бухте; видна была не только поверхность воды, но и дно, поскольку временами плот вставал почти вертикально, и тогда мы могли смотреть на бушующую пучину сверху вниз.
В воде кишмя кишела всяческая видимая при вспышках молний и отчаянно мечущаяся туда-сюда морская живность. До сих пор я никак не мог понять, что привело в бухту мелких акул уже после того, как битва с большой акулой закончилась. Теперь же я неожиданно понял, что именно. Похожая на какую-то гигантскую разбухшую от воды, перекатывающуюся туда-сюда по дну бухты массу, терзаемая бурей и роем более мелких вгрызающихся в остатки туши рыб, огромная акула, теперь уже мертвая, снова была с нами.
Погибла она не в тот момент, когда ящерицы закончили свою схватку с ней, иначе скелет акулы уже давно был бы обглодан дочиста. Должно быть, она еще некоторое время жила, слабо отбиваясь от своих, готовых сожрать ее заживо сородичей, и лишь несколько часов назад наконец издохла от потери крови и сил.
И теперь, как покойник, вернувшийся на место преступления, она благодаря буре и дующему с моря ветру снова присоединилась к нам. По прихоти стихий ее не просто принесло обратно в бухту, но еще и прибило прямо к подводным корням нашего плота. Теперь я, вцепившись в стволы деревьев слева и справа от меня и вглядываясь в воду при каждой вспышке молнии, находился всего в каких-нибудь пятидесяти футах по прямой от того места, где рвали на части то, что осталось от мертвой туши, другие акулы и прочие рыбы длиной по пятнадцать, а то и двадцать футов, которые, по сравнению с гигантской акулой, казались просто крошечными, но на мой взгляд были очень крупными. Их присутствие просто выводило меня из себя. Даже если бы у нас и появился шанс бежать, когда на плоту не останется ящериц, надежды на то, что нам удастся доплыть до берега сквозь этот плотный частокол акульих челюстей, не оставалось ни малейшей.
