Потом он отстранился и улыбнулся ей; в его глазах горело одобрение.
– К величайшему сожалению, – тихо согласился Тристан и провел кончиком пальца по затянутой в плотный шелк груди Симоны, дразня затвердевший сосок, наметившийся под тканью.
Дивный, пульсирующий жар возник в потаенных уголках ее тела. Проглотив стон наслаждения, Симона отстранилась и прерывающимся голосом проговорила:
– Сейчас мне пора возмутиться вашей вольностью, так?
Тристан покачал головой и поднялся.
– Думаю, слишком поздно произносить слова протеста, но если вам так будет приятнее, то, пожалуйста, не стесняйтесь.
Пока он шел к креслу у мольберта, Симона успела облизать нижнюю губу и сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться.
– Делать и говорить что-то исключительно ради видимости всегда представлялось мне свойством мелкой натуры, – начала она, когда Тристан устроился на подлокотнике кресла. – Что вы скажете, если мы отбросим эту идею и будем честными друг с другом?
Тристан усмехнулся:
– Давайте попробуем. Вы первая.
– Мне нравится ваше заигрывание, и даже гораздо больше, чем подобает истинной леди. Теперь ваша очередь.
– Я хочу оказаться с вами в постели, – ни на миг не задумавшись, произнес Тристан.
Это было гораздо откровеннее того, на что рассчитывала Симона.
– Я польщена и… заинтригована.
– Вы когда-нибудь спали с мужчиной?
– Нет.
Симона и не подозревала, что честность не всегда является лучшей идеей, но теперь у нее не оставалось иного выбора, кроме как продолжить:
– И я никогда никого не обхватывала ногами, потому что мне этого никогда не хотелось.
– До данного момента?
Она пожала плечами.
– Пока я только обдумываю такую мысль.
– Я польщен.
Шорох за спиной заставил Тристана перевести взгляд в сторону двери.
– Ты уже нашла карандаши, Эмми?
– Какие-то нашла, – объявила Эмми, торопливо входя в оранжерею, – но не уверена, что они в точности такие, какие нужны.
Тристан встал с кресла и подошел к Эмми.
– Если ты планируешь сделать портрет углем, то карандаши подходят идеально, – сказал он, рассматривая то, что она принесла. – А если ты собираешься писать маслом, то они испортят тебе цвета.
– О конечно, я хочу писать маслом! Значит, мне нужен простой графитовый карандаш?
– И очень жесткий, чтобы он давал бледную линию, которая полностью исчезнет под краской.
– Тогда я скоро вернусь! – объявила Эммалина, исчезая так же стремительно, как и появилась.
Симона засмеялась.
– Как вы считаете, что, по ее мнению, составляет «скоро»?
