– Вот и нынешний лорд Локвуд такой же.
Теряя терпение, Симона все же сумела изобразить улыбку.
– Эммалина определенно не безумна, и в поведении Тристана я не заметила ничего, что указывало бы на это несчастье.
– Все же я считаю…
– Что ошибки и глупости родителей не всегда наследуются детьми, верно?
Хейвуд закашлялся и нервно оттянул пальцем накрахмаленный воротничок сорочки.
– Я хотел сказать вовсе не это!
– Нет, – печально заявила Симона, – именно это.
– Но…
– Чудесный был вечер, правда? – перебила спутника Симона, когда карета повернула на подъездную аллею. – Конечно, если не считать этого ужасного пожара. Надеюсь, светские увеселения не отменят на время траура?
– Я тоже надеюсь.
– Да? Это еще почему? Ты заранее раздал много приглашений на танцы, верно?
Хейвуд вздохнул.
– Лорд Локвуд не может считаться соискателем твоей руки, потому что тебе надо выйти замуж за кого-то более надежного, а такого человека можно найти только во время сезона.
Симона неожиданно хихикнула. Тристан не был искателем руки – он был соблазнителем. Не желая дальше обсуждать эту тему, она сказала как можно мягче:
– Сомневаюсь, чтобы законодатели светских развлечений стали советоваться в этом вопросе с тобой или со мной, так что мы сможем только с покорностью принять их решение.
Хейвуд уже собирался что-то ответить, но в этот момент карета остановилась, и лакей открыл дверцу, избавив Симону от продолжения разговора. Продолжая кутаться во фрак Тристана, она спрыгнула на плиты двора, а потом, обернувшись, подождала Хейвуда.
– Надеюсь, что плечо не помешает тебе уснуть, – сказала она, поднимаясь по каменным ступенькам. – К счастью, с тобой не случилось ничего более опасного…
– Зато теперь дамы целый год будут выражать мне свое сочувствие. – Хейвуд в первый раз за весь день улыбнулся по-настоящему.
Ну конечно! Неудивительно, что он распознал тайные побуждения Тристана Таунсенда! Волки обычно неплохо чуют появление себе подобной твари.
В холле Симона поцеловала Хейвуда в теку.
– Доброй ночи, сладких снов.
– И тебе. Но смотри, чтобы в твоих снах не было никаких непристойных мужчин!
– Ну что ты, Хейвуд, конечно, нет!
Поднимаясь наверх в свою комнату, Симона думала о своей печальной участи. Каждая минута ее бодрствования была отдана ожиданию очередного вмешательства в ее жизнь. Сделай то, сделай это, и, ради всего святого, не делай вот этого. Список запретов был бесконечным, и, казалось, что все уверены: судьба Британской империи зависит от ее способности запомнить этот список и жить в соответствии с ним.
