Иерусалимские гарики - Игорь Миронович Губерман читать книгу онлайн полностью

На первую страницу

я чую земляка наверняка:

лишь русское еврейское дыхание

похмельное струит благоухание.

Приемлю, не тоскуя и не плачась,

древнейшее из наших испытаний -

усушку и утруску наших качеств

от наших переездов и скитаний.

Не в том печаль, что век не вечен, -

об этом лучше помолчим,

а в том, что дух наш изувечен

и что уже неизлечим.

Везде все время ходит в разном виде,

мелькая между стульев и диванов,

народных упований жрец и лидер

Адольф Виссарионович Ульянов.

За все в России я обязан -

за дух, за свет, за вкус беды,

к России так я был привязан -

вдоль шеи тянутся следы.

В любое окошко, к любому крыльцу,

где даже не ждут и не просят,

российского духа живую пыльцу

по миру евреи разносят.

Всю Россию вверг еврей

в мерзость и неразбериху;

вот как может воробей

изнасиловать слониху.

Не дикому природному раздолью,

где края нет лесам и косогорам,

а тесному кухонному застолью

душа моя обязана простором.

Много у Ленина сказано в масть,

многие мысли частично верны,

и коммунизм есть советская власть

плюс эмиграция всей страны.

На почве, удобренной злобой бесплодной,

увял даже речи таинственный мускул:

великий, могучий, правдивый, свободный

стал постным, унылым, холодным и тусклым.

Я б хотел, чтоб от зоркого взора

изучателей русских начал

не укрылась та доля позора,

что ложится на тех, кто молчал.

У того, кто родился в тюрьме

и достаточно знает о страхе,

чувство страха живет не в уме,

а в душе, селезенке и пахе.

Я Россию часто вспоминаю,

думая о давнем дорогом,

я другой такой страны не знаю,

где так вольно, смирно и кругом.

Забавно мы все-таки жили:

свой жух в чистоте содержали

и с истовой честью служили

неправедной грязной державе.

Такой же, как наша, не сыщешь на свете

ранимой и прочной душевной фактуры;

двух родин великих мы блудные дети:

еврейской земли и российской культуры.

Оставив золу крематорию

и в путь собирая семью,

евреи увозят историю

будущую свою.

Я там любил, я там сидел в тюрьме,

по шатким и гнилым ходил мостам,

и брюки вечно были в бахроме,

и лучшие года остались там.

Евреев от убогих до великих,
люблю не дрессированных, а диких

Был, как обморок, переезд,

но душа отошла в тепле,

и теперь я свой русский крест

по еврейской несу земле.

Здесь мое исконное пространство,

здесь я гармоничен, как нигде,

здесь еврей, оставив чужестранство,

мутит воду в собственной среде.

В отъезды кинувшись поспешно,

евреи вдруг соображают,

что обрусели так успешно,

что их евреи раздражают.

За российский утерянный рай

пьют евреи, устроив уют,

и, забыв про набитый трамвай,

Перейти на страницу

Иерусалимские гарики | страница 3