Иерусалимские гарики - Игорь Миронович Губерман читать книгу онлайн полностью

На первую страницу

наше одиночество различно.

Прозорливы, недоверчивы, матеры,

мы лишь искренность распахнутую ценим –

потому и улучшаются актеры

на трибунах на амвонах и на сцене.

Наш век устроил фестиваль

большого нового искусства:

расчистив алгеброй мораль,

нашел гармонию паскудства.

Я изучил по сотням судеб

и по бесчисленным калекам,

насколько трудно выйти в люди

и сохраниться человеком.

И понял я, что поздно или рано,

и как бы ни остра и неподдельна,

рубцуется в душе любая рана –

особенно которая смертельна.

Жаль беднягу: от бурных драм

расползаются на куски

все сто пять его килограмм

одиночества и тоски.

Вижу в этом Творца мастерство

и напрасно все так огорчаются,

что хороших людей – большинство,

но плохие нам чаще встречаются.

По прихоти Божественного творчества,

когда нам одиноко в сучьей своре,

бывает чувство хуже одиночества

– когда еще душа с рассудком в ссоре.

Нам в избытке свобода дана,

мы подвижны, вольны и крылаты,

но за все воздается сполна

и различны лишь виды расплаты.

Есть люди с тайным геном комиссарства,

их мучит справедливости мираж,

они запойно строят Божье царство,

и кровь сопровождает их кураж.

Какую мы играть готовы роль,

какой хотим на лбу нести венец,

свидетельствует мелочь, знак, пароль,

порою – лишь обрезанный конец.

И здесь дорога не легка

и ждать не стоит ничего,

и, как везде во все века,

толпа кричит – распни его!

Когда боль поселяется в сердце,

когда труден и выдох и вдох,

то гнусней начинают смотреться

хитрожопые лица пройдох.

Свобода к нам не делает ни шагу,

не видя нашей страсти очевидной,

свобода любит дерзость и отвагу,

а с трусами становится фригидной.

Посмотришь вокруг временами

и ставишь в душе многоточие...

Все люди бывают гавнами,

но многие – чаще, чем прочие.

Пока не требует подонка

на гнусный подвиг подлый век,

он мыслит нравственно и тонко,

хрустально чистый человек.

Любой мираж душе угоден,

любой иллюзии глоток...

Мой пес гордится, что свободен,

держа в зубах свой поводок.

Книги много лет моих украли,

ибо в ранней юности моей

книги мне поклялись (и соврали),

что читая стану я умней.

Увы, но с головами и двуногие

случались у меня среди знакомых,

что шли скорей по части биологии

и даже по отделу насекомых.

Нелепы зависть, грусть и ревность,

и для обиды нет резона,

я устарел, как злободневность

позавчерашнего сезона.

Чтоб делался покой для духа тесен,

чтоб дух себя без устали искал,

в уюте и комфорте, словно плесень,

заводится смертельная тоска.

Не верю я, хоть удави,

когда в соплях от сантиментов

поет мне песни о любви

Перейти на страницу

Иерусалимские гарики | страница 14