Иерусалимские гарики - Игорь Миронович Губерман читать книгу онлайн полностью

На первую страницу

им тем, что жил не одинаково

с людьми, с которыми соседствовал.

Я жил почти достойно, видит Бог:

я в меру был пуглив и в меру смел;

а то, что я сказал не все, что мог,

то видит Бог, я больше не сумел.

На крыльях летал, колесил на колесах,

изведал и книжный и каторжный труд,

но старой мечте – опереться на посох –

по-прежнему верен и знаю маршрут.

За много лет познав себя до точки,

сегодня я уверен лишь в одном:

когда я капля дегтя в некой бочке –

не с медом эта бочка, а с гавном.

Благое и правое дело

я делал в часы, когда пил,

смеялся над тем, что болело,

и даже над тем, что любил.

Я думаю, нежась в постели,

что глупо спешить за верстак:

заботиться надо о теле,

а души бессмертны и так.

Люблю людей и по наивности

открыто с ними говорю,

и жду распахнутой взаимности,

а после горестно курю.

Я смущен не шумихой и давкой,

а лишь тем, что повсюду окрест

пахнет рынком, базаром и лавкой

атмосфера общественных мест.

В сей жизни краткой не однажды

бывал я счастлив оттого,

что мне важнее чувство жажды,

чем утоление его.

Гуляка, прощелыга и балбес,

к возвышенному был я слеп и глух,

друзья мои – глумливый русский бес

и ереси еврейской шалый дух.

Никого научить не хочу

я сухой правоте безразличной,

ибо собственный разум точу

на хронической глупости личной.

Души моей ваянию и зодчеству

полезны и тоска и неуют;

большой специалист по одиночеству,

я знаю, с чем едят его и пьют.

Что угодно с неподдельным огнем

я отстаиваю в споре крутом,

ибо только настояв на своем,

понимаю, что стоял не на том.

Среди уже несчетных дней

при людях и наедине

запомнил я всего сильней

слова, не сказанные мне.

Судьба моя стоит на перекрестке

и смотрит, как нахохленная птица;

отпетой и заядлой вертихвостке

в покое не сидится и не спится.

Не рос я ни Сократом, ни Спинозой,

а рос я – огорчением родителей.

и сделался докучливой занозой

в заду у моралистом и блюстителей.

Стал я слишком поздно понимать,

как бы пригодилось мне умение

жаловаться, плакать и стонать,

радуя общественное мнение.

Живя в душном равновесии

и непреклонном своеволии,

меж эйфории и депрессии

держусь высокой меланхолии.

Мне с самим собой любую встречу

стало тяжело переносить:

в зеркале себя едва замечу –

хочется автограф попросить.

От метаний, блужданий, сумбурности –

дарит возраст покой постоянства,

и на черепе холм авантюрности

ужимается в шишку мещанства.

Ни мысли нет, ни сил, ни денег.

и ночь, и с куревом беда.

А после смерти душу денет

Господь неведомо куда.

Успех мой в этой жизни так умерен,

что вряд ли она слишком удалась,

Перейти на страницу

Иерусалимские гарики | страница 10