— Не торопись, друг мой. Ты еще слаб. Не беги. Если будешь нестись как угорелый, мы никогда не дойдем. Обопрись на меня и, как только устанешь, отдыхай.
Жюль согласился и замедлил шаг.
Разговор все время крутился вокруг того, что им удалось узнать. И на улице Вье-бель-Эр, и на Мизери, и на площади Пти-Капуцин по-прежнему те же удивленные и обеспокоенные лица. Переговаривались с этажа на этаж, собирались небольшими группами и жужжали, жужжали.
На одной из улиц нашим друзьям путь преградила похоронная процессия с пением и рыданиями. Вообще похорон было много; пышные и не очень, многолюдные и такие, когда за гробом шла только пара нищих да бездомные собаки. Вот два гроба, а впереди ребенок с простым крестом в руках. Священник торопится, семья плачет: двое мужчин, пять женщин. Душераздирающее зрелище.
Город, казалось, поражен страшной болезнью.
— Как все это грустно, — сказал Мишель.
— Ах, если бы только грустно, — вздохнул Жюль.
— Брось черные мысли. Пойдем скорее…
Но вновь пришлось уступать дорогу похоронам. Гроб, покрытый белым. Значит, молодой человек или девушка.
— Наш ровесник, — произнес Мишель.
— Почему это не я? — вздохнул Жюль.
— Ты в отчаянии?
— Да.
Мишель на минуту оставил друга, чтобы узнать, кого хоронят. Вскоре он вернулся. На нем лица не было, слезы стояли в глазах. Мишель был бледен.
— Что с тобой? Отвечай же! — испугался Жюль.
— Это один из моих друзей. — Мишель не мог больше сдерживаться, и слезы полились по щекам.
— Кто? Ну, не тяни, кто?
— Гюстав Десперье.
— Тот, что был с нами вчера?
— Да, Жюль.
Жюль тоже заплакал. Через минуту Мишель спросил:
— Ну что, ты все еще хотел бы быть на его месте?
В каморке старого Жозефа и на колокольне. — Падение колокола: несчастный случай или преступление?
Жюль и Мишель подошли, наконец, к старой церкви. Здесь было тихо и пустынно. На ступеньках и на крошечной храмовой площади еще виднелись кое-где следы крови. Рабочий за два франка в день согласившийся привести мостовую в порядок, насвистывал или напевал песню: «Станцуем карманьолу…»[65] Нечего сказать, момент для пения удачный! Мишелю стало не по себе.
Молодые люди поднялись по затемненной лестнице к порталу. Повсюду царила мертвая, точно кладбищенская, тишина, изредка прерываемая веселой песенкой; казалось, что самой церкви Святого Николая стыдно за вчерашнее. Дверь в церковь была прикрыта. Напиравшая толпа снесла ее с петель, но дверь успели починить, да к тому же поставили металлическую подпорку.
