От этих снов девушка словно проснулась, вскочила на ноги, встала между Франсуазой и Лонкуром и взмолилась:
– Оставьте его в покое!
– Вам жаль его?
– Я обязана ему всем.
Медсестра в изумлении раскрыла рот, потом произнесла срывающийся от ярости голосом, по-прежнему целясь из пистолета в голову старика:
– Это неслыханно! Вы что, дура?
– Без него я бы пропала, – твердила свое питомица Капитана.
– Вы так говорите, потому что он дарит вам состояние? Дешево же он откупается, если хотите знать мое мнение.
– Нет, я думала о других, не имеющих цены вещах, что он дал мне.
– Ну да; тюрьму, еженедельное изнасилование, растление – признайтесь, вам самой все это нравилось? Старый свин оказался прав.
Девушка возмущенно заглотала головой:
– Вы ничего не поняли. Всё было не так.
– В конце концов, Хэзел, не вы ли мне рассказывали, как вам противно, как вас от этого воротит, чаи вы каждую ночь боитесь, что он придет к вам в постель!
– Это правда. Но все не так просто.
Франсуаза пододвинула стул и села, будто подкошенная тем, что услышала, продолжая, однако, целиться в висок Лонкура.
– Объясните же, чем так сложны ваши смехотворные переживания?
– Я только что вновь увидела свое лицо. По-вашему, это причина, чтобы быть в обиде на Капитана, – и мне действительно обидно, потому что я страдала от своего уродства. И все же этим лицом я обязана ему.
– Это что еще за вздор?
– Я ведь сказала вам: я не вполне себя узнала… Я была хороша собой, но не была так… прекрасна. Вы говорите, что я стала взрослой, но это, по-моему, не объяснение, мне ведь тогда было уже почти восемнадцать. Нет, я убеждена: это он сделал меня такой.
– Он вас прооперировал? – презрительно фыркнула медсестра.
– Нет. Он меня любил. Он так меня любил.
– Вы подросли и похудели. Он тут ни при чем.
– Тело – да, наверно, вы правы. Но не лицо. Не будь я предметом такой большой любви, от моего лица не исходил бы этот свет и не было бы этой дивной прелести в моих чертах.
– А по-моему, не просиди вы пять лет взаперти в обществе старого маразматика, не несли бы сейчас такую чушь. Возьмите дурнушку, окружите ее любовью – увидите, чего стоит ваша теория.
– Я не отрицаю, кое-какие преимущества мне даны от природы. Но именно благодаря ему проявилась моя красота. Нужно было любить так сильно, как он, чтобы родилась подобная гармония.
– Прекратите, слушать больше не хочу эту чепуху!
– А я бы, наоборот, слушал и слушал, – вмешался Лонкур, растроганно улыбаясь.
