По улице шла Люся. Ветер отдувал её газовую косынку.
Издалека раздавалась музыка.
— Музыка, что ли? — спросил майор.
Володин не ответил.
— Пора кончать это следствие, — сказал майор. — Пора закрывать дело.
Майор наклонил голову и всмотрелся в открытку, с которой глядел на него Громобоев бесстыжими бутылочными глазами.
Ветер шевельнул волосы майора и бумаги на столе. Майор прихлопнул бумаги ладонями.
— Володин! Да закрой ты окно! — сказал он и оглянулся. Окно было закрыто. Это Володин вылетел из комнаты, и прокуренный воздух заколебался.
За окном раздавалась нестройная музыка, шум голосов и тарахтенье моторов.
Майор оглянулся как раз, когда мимо окна ехала никелированная кровать типа «багги». На ней сидел приезжий водолаз. На голых ногах его были ласты, и он играл на губной гармонике.
Когда майор выбежал на крыльцо, там уже стоял Володин и глядел на процессию, которая могла удивить хоть кого.
Сначала майор подумал: идёт Пан со свитой нимф и козлоногих сатиров, потом очнулся и понял, что это Володин с Павликом-из-Самарканда его заморочили.
Процессию составляли самые старые и захудалые люди города, а также дети и лучшие девушки.
На моторизованных кроватях типа «багги» везли ящики с фруктовыми водами и вёдра с боржоми местного разлива. Приезжие водолазы в ластах играли в чехарду. Экскаваторщики со строительства завода электронного оборудования играли на губных гармониках и футбольных свистках старых моделей.
А впереди процессии шли директор под руку с Аичкой в белой фате, сопровождаемые Миногой в полном параде и Громобоевым в шляпе.
Процессия направлялась к загсу. Ветра не было.
И майор только сейчас вспомнил, что сегодня нерабочий день, и сказал Володину:
— А не всё ли равно, из чего сделана дудка — из тростника или чего другого!.. Лишь бы играла.
Володин посмотрел на него странно и хотел что-то ответить, но не сумел, потому что к нему подходила Люся и глядела на него круглыми глазами — зрачок во всю роговицу, как в темноте.
Она подошла и кивнула на загс:
— Пойдём, Федя, заявление подавать. У меня паспорт с собой.
И Володин сошёл к ней с крыльца, будто с горки съехал.
— Пора было закрывать дело.
Но Громобоев думал иначе.
— Уезжай, — сказала Сиринга. — Прошу тебя.
— Нет… — сказал он. — Они уже кое-что поняли, но рано ещё.
— Узнают тебя…
— Боишься?
Сиринга не ответила.
Свадьба утихала. Гудела двое положенных суток, а теперь утихала, и Громобоев вышел с директором на прямой разговор.
— Дальше надо двигаться, дальше, — сказал Громобоев. — То, что вы городок этот начали понимать, это дело радостное. Но, вы меня извините, все — и ваши и городские — дела похожи на моторизованную кровать.
