* * *
...Послышался серебристый перезвон, и раздался женский голос. Он принадлежал Аджеле.
— Хэл, совещание через двадцать минут.
— Я приду, — ответил он и вздохнул.
— Убрать! — приказал он, обращаясь к невидимым технологическим магам. Библиотека, домик и дождь мгновенно исчезли. И вот он опять в своих комнатах в Абсолютной Энциклопедии, чья орбита проходила гораздо выше того места, где он только что пытался обрести покой.
Его окружала тишина — а также, четыре голых стены с тремя дверями. Одна из них вела наружу, в коридор; другая — в его спальню, третья — в комнатушку, где он имел обыкновение работать. Сейчас он находился в большой комнате; над мягким красным ковром парили мягкие кресла и письменный стол.
Последние три года Хэл провел в этом техническом чуде, которое представлял собой искусственный спутник Земли — Абсолютная Энциклопедия, вращавшаяся на постоянной орбите вокруг планеты Земли, которую в этом двадцать четвертом веке ее дети-эмигранты теперь иногда называли Древней Землей, чтобы отличать ее от Новой Земли, находившейся в окрестности Сириуса.
Туманно-белый фазовый шит охватывал как планету, так и Энциклопедию, защищая их. Вторжению военных кораблей десяти из тринадцати Молодых Миров также препятствовали специальные патрульные корабли, курсировавшие под щитом.
Хэл чуть помедлил. Он напомнил себе, что у него есть еще двадцать минут, и уселся, скрестив ноги, на ковер. Расслабившись, он погрузился в состояние своеобразной сосредоточенности.
Для этого Хэл пользовался сочетанием приемов, которым его, когда он еще был мальчиком, обучил его наставник-экзот — один из тех троих, что погибли одиннадцать лет назад, — и собственной методикой, помогавшей сочинять стихи. Он создал эту систему в юности; Уолтер тогда был еще жив. Хэл помнил, как глубоко, по-детски, огорчился, когда не смог как следует описать картину, которая возникла в его воображении — береза в сыром осеннем лесу. Стихотворение оставляло впечатление чего-то незавершенного.
Но Уолтер, обычно мягкий и уступчивый во всем, на этот раз строго сказал ему, что он должен радоваться, раз ему вообще удалось создать стихи. Способность к этому, указал Уолтер, встречается редко; и мало кому вообще удавалось так осмыслить ее.
— Большинство людей может, сосредоточившись, пробудить в сознании образ, — говорил Уолтер, — а затем зарисовать его или вылепить скульптуру. Но образ никогда не завершен полностью — это плод воображения; в нем недостает, как правило, отдельных частей, поскольку тот, кто представляет его себе, не сосредоточивается на них. А ты создаешь видение — вполне самостоятельная, цельная сама по себе вещь. Подобная разница существует между историческим эпизодом, который историк тщательно исследовал и в состоянии нести на бумагу свое впечатление о нем, и тем же эпизодом, содержащимся в памяти того, кто его пережил.
