— Звала, государыня-матушка? — проникновенно спросил он боярыню.
— Что же ты, Василий, такое творишь? — плачущим голосом воскликнула матушка. — Вот князь рассказал, что тут в лесу полно разбойников, а ты ни ухом, ни рылом! Это как так понимать? Смерти ты моей хочешь?!
— Матушка! — заорал в полный голос лупоглазый. — Не вели казнить, вели слово молвить!
— Ладно, чего уж там, говори, — разрешила она, — только смотри, не ври!
— Я как о разбойниках услыхал, тотчас приказал поворачивать назад. Ни один волос с твоей мудрой, прекрасной головки не упадет!
— А вот князь людей просит, хочет разбойников воевать, — капризным голосом произнесла Хованская. — А ты еще говоришь!
От всего этого бреда я заскучал и понял, что зря потерял драгоценное время. Потому, не прощаясь, спустился на твердую землю.
— Куда же ты, князь! — самолично обратилась ко мне из окна Марья Алексеевна. — Останься, можешь с нами ехать!
— Спасибо, боярыня, но мне нужно спасать своих людей, — вежливо ответил я, сел в седло и поскакал прочь.
Что в таких случаях говорят мужчины в адрес подобных женщин, можно и не озвучивать. Ругая нежную боярыню последними словами, я доскакал до ближайшей деревни. Была она небольшой, не более трех десятков домов и, судя по убогим избам, очень бедная. По страдному времени, поре сенокоса, людей видно не было, все работали на лугах, так что оказалось не у кого даже спросить короткую дорогу на Москву. Я поехал дольше, но увидел, что на самом выезде, в последнем подворье, на плетне висит мужик. Он оперся подмышками на хлипкое сооружение из редких прутьев ивовой лозы, свесил руки наружу и задумчиво обозревал окрестности. Я остановился прямо напротив него и вскоре был удостоен его рассеянным вниманием. Перестав таращиться на проплывающие облака, мужик перевел взор на меня и с не меньшим интересом принялся осматривать и меня, и лошадь, и то, что было за нашими с донцом спиной. Сразу стало понятно, что у мужика натура художественная, творческая, и потому он работе предпочитает созерцание.
— Здравствуй, хозяин, — поприветствовал я, подъезжая вплотную.
— Здорово, коли не шутишь, — ответил он безо всякого почтения к моему лошадино-военному виду.
— Как в Москву лучше проехать?
— В какую Москву? — уточнил он, глядя в упор приветливыми голубыми глазами.
— Как это в какую, — не понял я, — что, здесь есть разные Москвы?
— Так нет ни одной, Зюзино — это есть, а ни про какую Москву я отродясь не слышал.
Мужик говорил серьезно, так что было непонятно, он простой придурок или слабоумный. Хотя ни на того, ни на другого вроде бы и не походил. Я решил, что это такой местный юмор — не знать о близкой Москве, и невинно поинтересовался:
