— Какие еще вещи? — сердито сказал уголовный. — Знаешь такое слово: «тю-тю»?
Было, похоже, что первый страх у них уже прошел, и вернулась привычка человека с ружьем быть всегда правым. Во всяком случае, оценив шутку, все они дружно рассмеялись.
— Вещи отдайте! — попросил я, правда, без соответствующих строгих нот в голосе.
— Тебе сказали — «тю-тю»! Ну, и вали отседова, покуда тебе боков не намяли, — нагло высунулся один из главных подозреваемых, малорослый в кожаной куртке.
— Значит, добром не отдадите? — не вняв совету, спросил я, теперь с нескрываемой угрозой.
Смех как по команде стих. На меня смотрело четырнадцать жестких, революционных глаз.
— Ты, фершал, чего простых слов не понял? — куражась ласковой угрозой, проговорил уголовный.
— Вещи, говорю, отдайте! — не снижая, как ожидалось, напора, повторил я. — Не то…
— А если не отдадим, чего тогда будет? — с дурашливым страхом, ерничая, спросил уголовный.
— Для вас ничего, — спокойно сказал я, вынимая из-под армяка никелированный наган командира. — Для вас будет вечная тишина и покой.
Вид оружия вызвал небольшую паузу, но, мне показалось, не страха, а удивления.
— Ты, че шпалером машешь, падла! — закричал все тот же блатной, видимо, претендуя на роль лидера и пытаясь захватить в коллективе командную инициативу. — Да я тебе счас шмазь сотворю!
Он соскочил со шконки, присел на полусогнутых ногах и расставив руки, пошел прямо на меня. Я, ничего не говоря, прицелился и спустил курок. Грохнул непривычно звонко прозвучавший в закрытом, сводчатом помещении выстрел. Взвизгнула, рикошетя от стен, пуля. У блатного слетела с головы шапка, и он медленно осел на пол. Никто не пошевелился.
— Ну, — спросил я, оглядывая застывшую компанию, — с кого начнем?
Желающих не оказалось, и я навел револьвер на главного подозреваемого.
— Думаю, ты будешь первым.
— Ты, фершал чего, сказился? — заговорил он, расплываясь в добродушной улыбке. — С тобой чего, пошутковать уже нельзя? Васька, отдай фершалу тряпье, может, человеку не в чем показаться, вот ему и обидно!
Подозреваемый номер два, высокий мужик в рваной шинели, перекрещенной пулеметными лентами, резво вскочил с нар и, опасливо на меня оглядываясь, заспешил в угол, где лежали узлы с награбленным,
— Ты, фершал, не думай, — проговорил он заискивающе, — нам чужого не нужно. Мы это так, шутейно!
— В другой раз за такие шутки я тебе пошучу пулей в репу, промеж глаз, — пообещал я, забирая свои брюки и сюртук. — А белье где?
