— Это что за порода мрамора? — спросил я фон Герца, чтобы сделать ему приятное.
— Пентелеконский, — ответил он. — Алексей Григорьевич, умоляю, будьте осторожны и внимательны, Зинаида Николаевна очень слаба, и рокового кризиса можно ждать каждую минуту.
— Графиню зовут Зинаида Николаевна? — переспросил я, впервые услышав имя и отчество Закраевской.
— Точно так, — подтвердил управляющий.
Дойдя до второго этажа, мы остановились перед лимонного цвета дверью украшенной тончайшей резьбой.
— Дальше я не пойду, чтобы не беспокоить страдалицу. В будуаре вас встретит камеристка, она предупреждена.
Франц Карлович открыл дверь и, пропустив меня внутрь, осторожно прикрыл ее за моей спиной. В комнате, в бархатном кресле, у задернутого гардиной окна сидела молодая бледная девушка с припухшими глазами. При виде меня она встала и шепотом спросила:
— Вы доктор?
Я молча поклонился.
— У графини в комнате темно, это вам не помешает при осмотре? Она теперь совсем не переносит света.
— Ничего страшного, попробую осмотреть ее в темноте, — пообещал я, усмехаясь многозначному: «осмотреть в темноте».
— Тогда следуйте за мной, — сказала девушка, подавая мне теплую, сухую руку с тонкими, почти детскими пальцами.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, — спальню хозяйки.
— Зинаида Николаевна, — не сказала, а прошелестела камеристка, — к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
— Я вам помогу, — прошептала девушка и подвела меня к ней.
Рассмотреть больную в темноте было невозможно, я присел на пуфик возле изголовья и попросил:
— Сударыня, позвольте вашу руку.
Графиня едва слышно вздохнула, и к моей руке прикоснулись ее пальцы. Я перехватил тонкое запястье и нащупал пульс. Он был вполне удовлетворительный с хорошим наполнением.
— Что у вас болит? — шепотом спросил я, отпуская руку.
— Ах, доктор, я не знаю. Пожалуй, голова. И я совсем не могу видеть света, — прошелестело в ответ.
Для пожилой женщины у Зинаиды Николаевны была очень нежная, мягкая кожа и красивый, молодой голос.
— Позвольте, я положу вам ладонь на лоб, — сказал я, уже отчетливо видя силуэт лежащей на подушке головы в короне густых волос.
— Извольте, — разрешила графиня.
Я протянул руку и прикоснулся ко лбу, он был прохладен — температуры у больной не было.
— Теперь я буду двигать над вами руками, а вы закройте глаза и постарайтесь расслабиться, — попросил я. — Представьте, что вы лежите в теплой воде и вам хорошо и спокойно.
