– Доктор Паскуано? Монтальбано. Хотел узнать, есть ли новости.
– Точно так. Моя жена подхватила насморк, а у моей внучки выпал зубик.
– Вы, доктор, не в настроении?
– Так точно!
– И из-за чего?
– И это после того, как вы мне звоните и спрашиваете, есть ли новости! Я просто поражаюсь, как у вас хватило совести задавать мне такой вопрос в девять утра! Вы, может, думаете, что я провел ночь, потроша этих двух покойников, как стервятник, как ворон? Я сплю по ночам! И теперь сижу с этим утопленником, которого нашли в Торре Спакката. Который, к тому же и не утопленник вовсе, раз, прежде чем бросить его в море, его три раза пырнули ножом в грудь.
– Доктор, давайте поспорим?
– О чем?
– Что вы всю ночь провели над этими двумя покойниками?
– Ну ладно, что с вами делать, попали в точку.
– И что обнаружили?
– В данный момент могу сказать вам очень мало, я должен посмотреть остальное. Сомнений нет, что их убили из огнестрельного оружия. Его – выстрелом в висок, ее – в сердце. У женщины раны не было видно, потому что сверху была его рука. Расправились по всем правилам, покуда они спали.
– В пещере?
– Не думаю, предполагаю, что их туда доставили уже мертвыми и уложили в этой позе, раздетыми, как были.
– Вам удалось установить их возраст?
– Боюсь ошибиться, но по всему они были молодые, совсем молодые.
– По-вашему, сколько времени прошло с тех пор?
– Могу отважиться сделать предположение, примите его с оговорками. Приблизительно лет пятьдесят.
– Меня ни для кого нет и не соединяй меня ни с кем по телефону четверть часа, – сказал Монтальбано, обращаясь к Катарелле. Потом запер дверь кабинета, вернулся к письменному столу, уселся. Мими Ауджелло, тот тоже сидел, но весь напрягшись, будто аршин проглотив.
– Кто начинает первым? – спросил Монтальбано.
– Ну, начну я, – ответил Ауджелло, – раз уж это я просил с тобой поговорить. Потому что думаю, пришло время с тобой поговорить.
– А я как раз готов тебя выслушать.
– Могу я узнать, что я тебе такого сделал?
– Ты-ы? Ничего ты мне не сделал. Почему ты мне задаешь такой вопрос?
– Да потому что тут у нас, кажется мне, я теперь совершенно посторонний. Ты ничего мне не рассказываешь о том, чем ты занят, близко меня не подпускаешь. А мне обидно. Например, как по-твоему, это правильно, что ты от меня утаил историю с Тано Греком? Я ведь не Якомуцци, что болтает направо и налево, я умею держать что нужно про себя. Что произошло в моем комиссариате, я это узнал из пресс-конференции. Тебе кажется, это красиво по отношению ко мне, я ведь все ж таки пока еще твой зам?
