– Может, они оба – аристократы? Оба – гении? Что меня больше смущает, так это зачем ему нужно было зашифровывать эту фразу. По мне, она совершенно безобидна.
– В самом деле, в самом деле. – Вернон сдержанно вздохнул. – Это первый шифрованный фрагмент, где не говорится о сексе. Это само по себе примечательно. Похоже на шифр внутри шифра. – Он поднял голову и посмотрел на меня, его стариковское лицо, освещаемое снизу светом, отраженным от листа бумаги, напоминало череп.– Вы по-прежнему считаете, что все это звучит правдоподобно?
Я на мгновение задумался, ощущая неподвижность сгущающегося на улице мрака.
– Да, считаю.
– Что ж, очень хорошо, – сказал Вернон мягко, тем не менее в его голосе чувствовалось тактично сдерживаемое сомнение. – Перейдем теперь ко второму из байроновских писем. – Он бегло просмотрел его. – Вот эта фраза должна содержать ключ. «Причиною его дурного настроения была заурядная неаполитанка, с которой он три дня был в романтических отношениях». Итак, проделываем ту же операцию, Клод, только теперь ключ – число три.
Я принялся быстро писать числа, вполуха прислушиваясь к первым раскатам грома. Атмосфера сгустилась до предела, казалось, что в любой момент она взорвется ливнем. Даже шума машин не было слышно, словно они вместе с птицами смолкли перед грозой.
На расшифровку второго байроновского письма ушло куда больше времени. Скоро мы вошли в ритм, Вернон называл следующее число, едва я записывал предыдущую букву. В комнате царила тишина, слышался только его мягкий голос да изредка шуршание бумаги. В механическом процессе поиска чисел и записи букв я потерял всякое ощущение времени. Казалось, мы занимаемся этим целую вечность, но, когда диктовка наконец прекратилась, я в замешательстве увидел, что прошло всего-то несколько минут.
Однако, когда я посмотрел на свою страницу, оказалось, что я успел написать довольно много строк заглавными буквами.
– Так, – сказал Вернон, отодвигаясь от слепящего света лампы, – что мы имеем?
«НЕТ… НИЧЕГО… НЕИЗМЕННОГО… КРОМЕ… НАШЕЙ… ЛЮБВИ».
– Гм. Совершенно не похоже на Гилберта. Чувствую, скоро мы увидим, как он впадет в лирику.
– Пожалуй. Вот что делала с человеком встреча с поэтами-романтиками.
Мы рассмеялись, но тут же замолчали, смущенные тем, как громко, почти истерично, прозвучал наш смех. Взглянув на Вернона, снова склонившегося над столом, я почувствовал, что он взволнован больше, чем хочет показать. Я неловко кашлянул и продолжил чтение записи.
