– Киссинджер у телефона.
В трубке послышался знакомый гортанный голос с забавным смешением акцентов американских гласных и немецких согласных.
– Доктор Киссинджер! Это Росс Перо говорит. Я бизнесмен из Далласа, Техас, и…
– Здравствуйте, Росс. Я вас хорошо знаю, – сказал Киссинджер.
Сердце у Перо подпрыгнуло. Голос Киссинджера звучал тепло, по-дружески и неофициально. Великое дело! Перо начал объяснять, что произошло с Полом и Биллом: как они добровольно отправились к Дэдгару и как госдепартамент отвернулся от них. Он заверил Киссинджера, что они ни в чем не виновны, и отметил, что обвинений в каком-либо преступлении против них не выдвигалось и что у иранцев нет на них ни грамма компромата.
– Это мои люди, я их туда послал и просто обязан вызволить их оттуда, – закончил он.
– Ну хорошо, посмотрю, что смогу сделать, – сказал Киссинджер.
Перо ликовал:
– Я буду чрезвычайно признателен.
– Пришлите мне краткую записку со всеми подробностями.
– Сегодня же высылаем.
– Я перезвоню вам, Росс.
– Спасибо, сэр.
Телефон замолк.
Перо чувствовал себя просто великолепно. Сам Киссинджер помнил его, проявил дружеское участие и намерение помочь. Ему нужна краткая памятка. ЭДС сегодня же вышлет ее…
Вдруг у Перо промелькнула другая мысль. Он понятия не имел, откуда Киссинджер говорил с ним: может, из Лондона, а может, из Монте-Карло или из Мехико…
– Салли.
– Да, сэр.
– Ты знаешь, где находится Киссинджер?
– Да, сэр.
* * *
А Киссинджер в это время находился в Нью-Йорке, в своей двухэтажной квартире в фешенебельном доме на восточном конце 52-й улицы. Из окна квартиры можно было видеть, как течет Ист-ривер.
Киссинджер отчетливо помнил Росса Перо. Он считал его неограненным алмазом. Он сильно помог в делах, к которым Киссинджер проявлял явные симпатии, и, в первую очередь, к этому делу с военнопленными. Во время вьетнамской войны кампания, проводимая Перо, была смелым мероприятием, хотя сам ее инициатор и доставлял Киссинджеру немало хлопот, требуя иногда просто невыполнимого. А вот теперь и подчиненные самого Перо угодили в плен.
Киссинджер сразу же поверил, что они невиновны. Иран стоял на пороге гражданской войны: законность и надлежащий порядок мало что значили в таких условиях. Он размышлял, чем сможет помочь, и искренне хотел этого – дело было правое. Хотя он уже отошел от государственных дел, но друзья остались. «Позвоню-ка я Ардеширу Захеди, – решил Киссинджер, – вот только получу из Далласа памятку».
