— Псковичи и новгородцы еще не жаловались? — ухмыльнулся опричник. — Это ты уже у них покупателей увел.
— Пусть жалуются, — небрежно отмахнулся Росин. — Головой надо больше, а не молотком работать. Вот… Со стеклом, правда, хуже. Не хотят почему-то соседи окна стеклить, по старинке обходятся. Приходится дурака валять, и цветное делать. Его берут, на витражи. А порох мой подьячему стрелецкого приказа почему-то не нравится. Вот уж не знаю, почему.
— Ему не порох, ему бакшиш наверное не нравится, — покачал головой боярин Андрей. — Добавь чуток серебра, сразу порох-то твой и распробует…
— Попа у дьяка слипнется, — гнусно ухмыльнулся Росин. — Я уже пятнадцать пудов казакам на Дон продал. Коли Стрелецкий приказ зелье забраковал, так оно уже как бы и не порох. Указ государев для него уже не указ.
— Хитер ты, Константин Алексеевич, хитер, — одобрительно покачал головой опричник. — Хотя, казаков зельем снабдить — дело нужное, государь карать не станет. Супруга-то как? Здорова ли? Дети как?
— Двоих уродили, слава Богу, — от страшного воспоминания Росин аж вспотел. — Ни врачей, ни больницы. Вместо чистого белья — повитуха мох болотный приволокла. Но ничего, справилась Настенька. Кстати, боярин, восьмое марта завтра.
— Ну и что? — не понял опричник.
— Я каждый год Насте в день восьмого марта подарок какой-нибудь делаю. Вот, думаю, чего бы можно купить красивого, коли уж все равно в Москву приехал?
— Ай, Константин Алексеевич, Константин Алексеевич, — укоризненно поцокал языком боярский сын Толбузин. — Ты Домострой государев читал? Там супругу с любовью и благожелательностью плетью привечать указано, а ты подарки делаешь… Как же так?
— А вот так, — пожал плечами Росин. — Женщин бить не приучен. Не хочу.
— Это и правильно, — неожиданно легко согласился опричник. — У Сильвестра временами помутнение находит. «Мы управляем миром, а женщины нами», как говорили наши учителя еще во втором Риме. У наших предков вира за смерть женщины испокон веков куда больше, нежели за мужа была; государь недавним указом запретил мужьям требовать, чтобы жены имущество свое на них отписывали. А ему лишь бы палкой кого огреть. Ехал бы в свою Лифляндию, да схизматиков бил, коли так хочется… Софья!!!
— Несу… — в трапезную вошла худощавая женщина в платье из синего сукна ниже колен, головной убор которой заменял большой костяной гребень. Поставила на стол пять медных кувшинчиков тонкой чеканки, две медные же рюмки. Не утерпев, добавила: — Среда сегодня, боярин. Пост.
