Кривин нырнул вслед за королевским посланником под изящную резную арку.
— И что же мы намерены здесь найти?
— Думаю, пана Громобоя. Хорошо бы — в добром здравии…
— Он же пропал!
— Сдается мне — здесь и пропал. В степь он не уезжал. Вернее, собрался уезжать, послал вперед дружину, а сам задержался. Ратники на воротах припомнили, что не ехал он впереди своих верных людей. Дело было ночью, в спешке и суете…
— Ну и служаки, — проворчал Кривин. — Своего хозяина потерять. А куда дружина сгинула?
— Заговор был сплетен весьма искусно. Дружина попала в татарскую засаду. Или те, кто их перебил совсем недалеко отсюда, желали выдать себя за татар… Утром мои гусары нашли их останки, крымские стрелы и кем-то оброненный волосяной аркан.
— Что же с самим Громобоем приключилось?
— А это мы сейчас спросим у него самого, — сказал Ходкевич, шаря факелом вокруг.
Среди бочек и свешивающихся с потолочных крюков свиных окороков он заметил слабое шевеление.
— Связан, — прохрипел Кривин, метнувшись вперед и приподняв пана Жигеллона с соломенной подстилки. — Сейчас кляп сниму, глоток воздуха его взбодрит.
Послышалось хриплое дыхание и бессвязная ругань.
— Не воздух ему сейчас нужен, а вот это… — Ходкевич встал на колени, бережно поддерживая седовласую голову, поднес к запекшимся губам Громобоя мех с вином.
— Кликни людей, пусть спустятся и помогут ему выйти. — Королевский посланник сосредоточенно срезал ремни, опутывающие тело спасенного.
— И кто же его сюда упрятал, да так ловко? Маржанка ведь и вправду со мной прибыла в поместье.
— Это еще предстоит выяснить. Думаю, кто-то из холопов. Нашелся ли в усадьбе кто-либо, кто «опознал» родственницу, нечаянно нагрянувшую с целой хоругвью?
Кривин стал припоминать.
— Такой рыжий детина, конюх здешний. Он, да еще какая-то монахиня, находившаяся тут невесть зачем. Точно, совершала якобы какое-то паломничество, или обет какой исполняла… я в этом не силен. Эта божья пташка говорила, что знала в Кракове пани Маржанку и даже возила от нее письма к Громобою, пока не приняла постриг.
— Их сейчас нет в поместье?
— Как в воду канули третьего дня.
Появились гусары, помогли подняться Громобою, который хлопал глазами и нес какую-то околесицу, повели вверх по лестнице.
— Надо выйти к солнцу, милостивый государь, — заметил Кривин, кинжалом отхватывая от окорока изрядный кусок и впиваясь в него зубами. — Тошно здесь. Дух крысиный, солома гнилая…
— Погоди-ка. Сударь…
Ходкевич прошелся вдоль стен, высветил еще одну дверь, ударил в нее ногой повыше замка, приналег плечом. Кривин поискал глазами, выхватил из стенной скобы погасший факел, принялся чиркать кресалом. Ходкевич исчез в черном зеве открывшегося прохода.
