— Вот за эту болотину они и схоронились, а верховые наши побоялись коням ноги ломать по бурелому.
— Третьего дня, — задумчиво поскреб шею ангмарец. — Выходит, они уже где-то здесь должны быть.
Он ткнул пальцем в край схемы предполагаемого театра боевых действий.
— А ты ничего, — похвалил его князь, — с понятием.
«Зато тебе бы по черчению пару бы влепили в любой школе», — подумал Шон, не понявший из путанных объяснений воеводы абсолютно ничего.
— Народу у меня — кот наплакал, — ангмарец мрачно обвел взглядом свой лагерь, — а там несколько сотен.
Серебряный вновь уставился на него своим гипнотическим взором.
— Сколько надо, боярин? Говори, не чинись, но и меру знай.
Назгул почесал в затылке,
— Кроме моих людей, больше никто с ними не станет связываться?
Князь помедлил с ответом.
— Пошто хоронятся они? Как разумеешь?
— Ясное дело! — Шон, привыкший на корабле и в поле участвовать в советах, решил не делать из данного разговора исключения. — Ударят в тыл, побьют и посекут многих, повезет, так прорвутся к пушечному наряду, он как раз там же, по реке на лодках движется.
— Это очевидно, — назгул принялся водить рукой над импровизированной картой, поигрывая пальцами, словно факир, готовый произвести какой-то особенный фокус, — только задавят их остальные полки. За день-два можно стянуть к речной петле добрую половину войска.
Серебряный внимательно слушал.
— Глупость какая-то, истерика, — неуверенно пробормотал Шон.
— Что-то подобного за ливонцами в последнее время не водилось. Нет, тут что-то иное.
Назгул спросил у замолчавшего воеводы:
— Где Кестлер-то?
— Не магистр нынче верховодит у псов-рыцарей, — был ответ. — Рыцарь Фелькензам, тот, что наши отряды посек,
— Мне все едино, «филькинзам» какой, или чертова мать. Армия орденская где?
Видимо, ангмарец все же перегнул палку. В глазах Серебряного полыхнуло пламя — не привык он, чтобы какие-то безвестные атаманы в таком тоне с ним разговаривали.
— Тебе-то зачем, служивый?
— По-моему, — сказал назгул, — каждый солдат, тьфу ты, каждый воин должен знать свой маневр.
Серебряный неожиданно улыбнулся.
— Дельный совет у нас вышел. Мудрое слово твое я попомню, да и Курбскому донесу.
«Спасибо Александру Васильевичу», — подумал назгул.
Сняв с пояса изящный кинжал, воевода воткнул его в дерн за пределами своей схемы.
— Сюда спешит этот Фелькензам, будто бесы его подгоняют. К Тирзену рвется.
— А что, там медом намазано?
— Городишко никчемный, блошиный рынок да немецкие хибары.
