По вечерам на привалах Юйсары с жадностью постигала его науку, но стрельба из арбалета ей упорно не давалась, и это лишний раз убедило Конана, что стрелком надо родиться. Сам киммериец из арбалета попадал в горную куропатку за полтораста шагов; вспоминая свой любимый боссонский дальнобойный лук, доставшийся апийцам вместе с обозом, он раздраженно поджимал губы. Плато, по которому брел десяток путников, вдруг оборвалось. Вниз уходила желто-серая лессовая круча с выходами грязно-бурых пластов доломита и мелкоплитчатого розового песчаника; дно котловины — сплошь бугры и буераки — примыкало к отвесной конической скале, которую справа огибала козья тропка.
— Там человек! — воскликнул Сонго.
— И конь! — Киммериец показал пальцем на менее заметное пятно.
Человек сидел у кучки хвороста, обхватив руками колени и опираясь на них подбородком. На нем был дорогой халат, справа под рукой лежала кривая сабля в сверкающих золотом ножнах и островерхий граненый шлем с перьями тропических птиц. Конь стоял за кустами, виднелась только голова, но блеск изумрудов и рубинов на уздечке давал понять, что сбруя скакуна не уступает роскошью одежде и оружию его владельца.
— Да это же Дазаут! — Сонго окинул взглядом склон под ногами, выбирая путь поудобнее, но Конан удержал его за руку.
— Погоди. — Он снял и опустил на землю неудобную цилиндрическую корзину. — Не нравится мне это.
— Почему? — Сонго недоуменно посмотрел на него, затем пригляделся к Дазауту. Кучка хвороста у ног молодого аристократа наводила на мысль, что он решил развести костер, но потом вспомнил, что не взял огнива. — Похоже, он один.
— Вот это меня и удивляет. — Конан проверил, легко ли выскальзывают из ножен меч и кинжал, затем протянул Сонго арбалет и колчан со стрелами. — Ты когда-нибудь видел его одного? Спущусь, потолкую. Люди пусть отойдут от обрыва, а ты прикрывай меня.
Он опустился на корточки напротив воеводы, по другую сторону неразожженного костра. Дазаут уже давно оторвал голову от колен и следил за ним настороженным взглядом.
— Здравствуй, командир, — произнес Конан. Нехремский этикет требовал более почтительного, даже цветистого приветствия, но Конан и раньше пренебрегал им, а сейчас считал и вовсе неуместным.
Дазаут кивнул, вернее, дернул головой, и не проронил ни слова.
— Ты один? Без свиты?
Опять угрюмый кивок.
— А где армия?
Дазаут мотнул головой вправо.
— В Бусаре? — допытывался Конан. Утвердительное движение головой, затем пожатие плечами.
