— Это ничего, если я по-прежнему буду называть тебя «папой», хотя ты уже знаешь, что я не твоя дочь? Твоя настоящая дочь ни в чем не повинна. Ее, слава богу, не успела коснуться грязь этой жизни. Не сомневайся: она давно в раю.
— Прекрати говорить глупости, — нахмурился Быстрицкий. — Твоя задача выздороветь. А как тебя отмазать, это уже мои заботы.
— Только не это, — тяжело вздохнула она. — Я девять лет ждала этого часа, чтобы покинуть Землю и улететь к своим. Но Бог не давал мне смерти…
— Кстати, — перебил родитель, чтобы отвлечь её от грустной темы. — Чем ты занималась все эти годы?
Она посмотрела на отца очень строго и, кажется, догадалась, что этот вопрос попросил задать следователь.
— Нет, если не хочешь, не отвечай, — поправился Валерий Дмитриевич. Расскажешь, когда выздоровеешь и мы вернемся домой.
— У меня нет дома, — мрачно произнесла она, и глаза её повлажнели. — А была я там, где обязана была быть. И занималась тем, чем обязана была заниматься. — Она пронзила отца строгим взором. — Ты же видишь, папа, что творится вокруг. Большинство делают вид, что все нормально. Но это только до тех пор, пока их не коснется лично. Мне повезло, папа. Я попала в правильную среду. Я хотела рассказать тебе ещё тогда, осенью девяносто четвертого, когда мы приезжали в Симбирск, но я не была уверена, что вы с матерью меня поймете…
