- Один джентльмен заболел в дороге и остановился у меня, он лежит наверху и очень плох, - отвечала сквозь слезы хозяйка.
- Один джентльмен заболел в дороге, лежит наверху и очень плох, вот как? - повторил мистер Пексниф. - Ну-ну!
В этом замечании не было решительно ничего такого, что можно было бы назвать оригинальным, нельзя также сказать, чтобы в нем содержалась какая-нибудь особенная мудрость, дотоле неизвестная человечеству, или чтобы оно открывало какой-нибудь неведомый источник утешения. Но мистер Пексниф смотрел так благосклонно и кивал головой так успокоительно, и во всей его обходительной манере сквозило такое чувство собственного превосходства, что и всякий на месте миссис Льюпин утешился бы от одного присутствия и звука голоса такого человека; и хотя бы он сказал всего-навсего, что "глагол должен согласоваться в роде и числе с существительным, любезный мой друг", или что "восемью восемь шестьдесят четыре, почтеннейший", - все же слушатель был бы глубоко благодарен мистеру Пекснифу за его мудрость и человеколюбие.
- А сейчас как он себя чувствует? - спросил мистер Пексниф, стаскивая перчатки и грея руки перед огнем с таким сострадательным видом, как будто это были чьи-то чужие руки, а не его собственные.
- Ему легче, он успокоился, - отвечала миссис Льюпин.
- Ему легче, и он успокоился, - произнес мистер Пексниф. - Хорошо, оч-чень хорошо!
И тут опять, хотя это утверждение принадлежало миссис Льюпин, а не мистеру Пекснифу, мистер Пексниф присвоил его себе и утешил им миссис Льюпин. В устах миссис Льюпин это было не бог весть что, а в устах мистера Пекснифа - целое откровение. "Я замечаю, - казалось, говорил он, - а через мое посредство и все нравственное человечество в целом усматривает, что ему легче и он успокоился".
- А все-таки что-то, должно быть, тяготит его совесть, - сказала хозяйка, покачивая головой, - потому что разговор у него, сударь, до того чудной, что вы такого и не слыхивали. Видно, на душе у него очень нелегко и он нуждается в совете такого человека, который по добродетели своей мог бы ему помочь.
- Тогда, - заметил мистер Пексниф, - я самый подходящий для этого человек. - Он сказал это как нельзя более ясно, хотя не произнес ни слова. Он только покачал головой, как бы не доверяя собственным силам.
- Я опасаюсь, сэр, - продолжала хозяйка, сперва оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь, а потом опустив глаза в землю, - очень опасаюсь, сэр, что совесть его не совсем спокойна оттого, что он не родственник... и... и даже не муж... Этой молоденькой леди...
