— В больницу никого не переведу! Хватит с вас и одного делегата! — решил надзиратель. — Магомадов! Блин! Долго тебя ждать прикажешь?
— Ступай, Аслан, — проводил его к двери седой. — Сразу же передай маляву. Мы тебя не бросим.
— Спасибо, брат. — Аслан крепко пожал ему руку.
Когда за ним закрылась дверь камеры, пожилой зек со шконки под окном сказал тихо и лениво:
— Прессовать пацана повели.
— Прессовать? — испугался седой. — А почему ты ему об этом не сказал?
— Зачем? — Зек перевернулся на другой бок и оказался лицом к седому. — Ему все равно не миновать. А так он хотя бы заранее нервничать не будет. Гуманизм нужно соблюдать, седой, вот что я тебе посоветую.
— Куда его повели? — спросил амбал.
— Скоро узнаем.
— А можно тамошним пацанам маляву передать, чтоб они его не… — Баклан не нашел подходящего слова. — Не уродовали?
— Баклаша, ты дурак, что ли? — расстроился зек и отвернулся. — Они там за это козырную жрачку получают. И марафет. Отрабатывать должны. А вы лучше артистку держите, она от вашей жаркой любви под нары уползает.
Борзый парень, воспользовавшись моментом, действительно пополз под нары.
— Жаль Аслана! — Амбал со всей силы шарахнул кулаком по столу.
И крашеная десятислойная фанера проломилась под его ударом.
— Будете безобразничать, — снова заглянул дежурный надзиратель, — всех в ШИЗО переведу. Там места всем хватит. Тихо! Заткнитесь!
— У нас тихо, — кивнул Баклан.
А на третьем этаже круглой башни в большой одиночной камере трое хмурых зеков, одетых не в гражданскую одежду, а в черные робы с белыми номерами, расстелили на нарах газетку, разложили «щедрый» скориковский закусон, выставили две бутылки водки.
— А мульки где? — спросил рябой, прощупывая швы сумки.
— Сказал, что потом привезет, — буркнул носатый, открывая водку.
— Утром деньги, вечером стулья, — улыбнулся высокий, — вечером деньги, утром стулья.
— Аршин подставляй! — Носатый приготовился наливать.
Товарищи тут же сомкнули стаканы.
— А тебе? — позаботился о носатом рябой.
— Мне из горла привычней. — Носатый запрокинул голову и вылил в горло свою порцию.
Закусили огурчиками, помидорчиками.
— Чесноку принес?
— Тут, бери.
Тяжелая дверь с дребезжанием распахнулась, и в камеру, прижимая к себе манатки, вошел испуганный Аслан.
— Добрый вечер, — проговорил он.
— Очень добрый! — отозвался носатый, откупоривая вторую бутылку.
— Добрее не бывает, — поддержал его рябой, подставляя стакан.
Высокий даже не обернулся.
Они снова выпили.
