- А это уж вы Грамова спросите! Тепло укола разливалось, разливалось. И Александр Борисович решил, что, только объяснив врачу все до конца, он убедит его в том, что он в своем уме, здоров. И выйдет на свободу.
- Я посоветовал бы вам отдохнуть еще. А после, уже в следующем году, мы наш прекрасный разговор продолжим. Вы как на это смотрите?
- Я как всегда. Я за.
Турецкий чувствовал, что он действительно весьма беседой утомлен. И врач этот, он хоть и добрый, а дурак. Не понимает ни хрена. Ему бы самому так он бы понял.
- Ну тогда я пойду, пожалуй, врач встал. А вы пока поспите.
Турецкий чуть кивнул, закрыл глаза и тут же провалился в теплый и сухой колодец забытья.
Проснулся Турецкий внезапно, в глубокой ночи, с совершенно ясным, тревожным сознанием.
В палате мертвенным, темно-зеленым, болотным светом светила лампочка над дверью, забранная частой металлической сеткой.
- Двенадцать лет жу-жу. Двенадцать лет жу-жу… Двенадцать лет жу-жу. Двенадцать лет жу-жу. Двенадцать лет жу-жу, услышал Турецкий и понял, что именно это, то ли молитва, то ли причитание, разбудило его.
Прямо напротив него на своей кровати сидел худой и жилистый мужик лет шестидесяти с непропорционально маленькой, какой-то ссохшейся головой. Мужик слегка покачивался в болотных электросумерках. По его в прошлом светлому нижнему белью ходила, как бы качаясь с ним в противофазе, густая тень решетки, защищающей лампочку над дверью. Точно так же по линолеуму скользили свешивающиеся с кривых ног кальсонные завязки, штрипки.
- Двенадцать лет жу-жу. Двенадцать лет жу-жу. Двенадцать лет жу-жу.
Слушать это было невыносимо. Турецкий понял, что все остальные соседи по палате тоже не спят, страдая от причитаний.
Наконец другой старик, который лежал ближе к Турецкому, не выдержал и, спустившись с кровати, встал на колени. Потом вздохнул глубоко, как-то тяжко и, не вставая с колен, заскользил, заелозил к кровати причитающего.
Тот продолжал качаться, ничего не замечая:
- Двенадцать лет жу-жу… Двенадцать лет жу-жу… Двенадцать лет жу-жу…
- Коль, старик, приблизившись к причитающему мужику, робко коснулся его ноги. С Новым годом тебя!
"Молящийся", не говоря ни слова, сильно пнул старика в лоб.
Что- то хрустнуло. Старик, стоявший на коленях, так и полетел навзничь на пол, откинув голову назад и доставая затылком едва ль не до лопаток. Сухо, как биллиардный шар и вместе с тем с каким-то теплым чмоком ударился головой об пол.
