— Это твое мнение, — пожал плечами Гафуров. — И, как говорится, мне на него… Ну, ты сам знаешь что.
Официант принес счет. Турецкий бросил на стол несколько измятых купюр, поднялся и сказал:
— Приятного аппетита, рыбачок. И смотри, чтобы твоя акула не сожрала тебя самого.
Затем повернулся и двинулся к выходу. Гафуров проводил его насмешливым, презрительным взглядом.
Глава вторая
«У солдата тяжелая служба…»
1. Проводы восьмидесятых годов
— …Нет, Геня, ты не прав. Любой мужик должен отслужить в армии. Иначе он не мужик, а не пойми что!
Алик Риневич, худой белобрысый парень со стриженными под машинку волосами и пылающими от воодушевления и выпитой водки щеками, говорил громко и взволнованно. Сидящие за столом парни согласно закивали. Все уже были изрядно навеселе. Однако Геня Боровский, высокий и ладный молодой человек с симпатичным лицом и черными, бархатистыми, как у девушки, глазами, был с другом не согласен.
— Почему должен? — с вежливым, сдержанным упрямством спросил он. — Кому должен?
Алик уставился на друга серыми веселыми глазами, затем поскреб рукой в затылке и сказал:
— Ну ты как-то странно ставишь вопрос. Что значит — кому должен? Должен, и все! Наши отцы служили, деды служили. Чем мы хуже?
— Точно! Верно! В натуре, правду говорит! — загудели парни.
Но Геня и на этот раз не согласился.
— А может, мы не хуже, а как раз лучше? — с прежней спокойной невозмутимостью спросил он.
Алик вздохнул:
— Ну ты и зануда, Боровский. Все, не могу больше с тобой спорить. Эй, Жора, давай там, наливай!
Кудрявый, широколицый Жора кивнул и взялся за бутылку. Пока он разливал водку по стаканам, парни вновь весело загалдели. На этот раз они обсуждали двух стройных девчонок в белых платьях, которые прошли мимо кафе «Ягодка», в котором, собственно, и проходило торжество, связанное с проводами Гени и Алика в армию.
Напрягшись от повышенного внимания, которое обратили на них подвыпившие парни, девушки пугливо прибавили шаг. Кто-то засвистел им вслед, кто-то захохотал, кто-то крикнул что-то скабрезное — короче говоря, все были довольны и возбуждены. Один лишь Геня Боровский не разделял всеобщего веселья. Он облокотился об железный облупленный стол, положил щеку на ладонь и задумчиво смотрел вслед девчонкам.
Алик Риневич, заметив, что его друг не веселится, как все, хлопнул его по плечу и весело сказал:
— Не грусти, Горыныч, прорвемся! Вернемся через два года — все телки наши будут!
— До этого еще дожить надо, — равнодушно отозвался Боровский.
