— Как скажете, — сказал Турецкий и убрал сигареты обратно в карман. — Ну вот, видите, убрал. Теперь можете начинать. Я весь внимание.
— Это случилось пару месяцев тому назад. У шофера Боровского разболелся зуб, и Генрих Игоревич отпустил его в поликлинику. Мы с ним столкнулись в холле, и он предложил мне сесть за руль. Сказал, что давно хочет со мной поговорить, а это вроде как прекрасный повод. Ну вот и поехали. А по дороге разговорились…
Его дальнейший рассказ выглядел так.
Настроение у Боровского было хорошее. Видно, он был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что за рулем машины сидит сам начальник службы безопасности компании. Генрих Игоревич настолько доверял ему, что даже машине сопровождения дал отбой, несмотря на все возражения Полякова.
Они отъехали от офиса, и Боровский спросил с явной симпатией в голосе:
— Ну как поживаешь, Андрей Андреич?
— Нормально, Генрих Игоревич, — ответил Поляков. — Жаловаться не на что.
— Как дочка? Учится?
Поляков кивнул:
— Уже на втором курсе.
— Она ведь на факультете журналистики, да?
— Точно.
— Это хорошо, — одобрил Боровский. — Перспективная работа. Правда, тяжелая.
— Я не хотел, чтобы она туда шла, — сказал Поляков.
— Правда? — удивился Боровский. — Почему?
— Да подлости в этой профессии много. И не люблю я, честно говоря, журналистов. По-моему, есть в этом что-то унизительное — бежать с микрофоном за «звездой». Что-то шакалье.
Боровский заметил с улыбкой:
— Ты слишком строг к журналистам.
— Может быть, — пожал плечами Поляков. — По мне, так уж лучше бы она пошла в актрисы. Свет софитов и юпитеров, красивые наряды, поклонники, слава — такую мечту можно понять. А что хорошего она нашла в журналистике — убей бог, не понимаю.
— Ну-ну, не нагнетай, — весело урезонил его Боровский. — В конце концов, ей не обязательно работать по профилю. Пусть получит образование, а там посмотрим.
Они обменялись еще парой ничего не значащих реплик, после чего Боровский неожиданно спросил:
— Слушай, что ты думаешь о Риневиче?
— Об Олеге Александровиче? — Поляков пожал плечами. — Сложно сказать. Он мужик умный и хитрый. Знавал я таких. Тут все от души зависит.
— То есть?
— Ну если у умного и хитрого человека с душой все в порядке, тогда ничего страшного. А если нет — то много зла он людям наделать может.
— Ну а у Риневича? Добрая у него душа или нет?
Поляков подумал немного и ответил:
— Мне кажется, он и сам толком не определился. Он похож на человека, который пытается быть хорошим, а потом вдруг чувствует, что добрые дела ему не по нутру, потому что добрые дела требуют слишком больших усилий. А когда он хочет избавиться от всего хорошего, что есть в душе, и освободиться от моральных принципов, у него вдруг просыпается совесть. Сложный, в общем, человек. И мучается от этого много.
