Что-то теплое вдруг зашевелилось в его душе. Гораздо более теплое, чем нормальное здоровое уважение к профессионалу. Это было не то чтобы странно, но тоже необъяснимо. Гордеев прислушался к диковинному чувству, повертел его там внутри так и эдак. Аналитическому разбору чувство не поддавалось, и хорошо, что нужно было отвлечься. Он почти достиг железной, все еще запертой двери Гуревича, когда услышал дребезжащее «сынок, погоди, сынок!..» За ним, задыхаясь, торопилась пенсионерка, с которой Брусникина разговаривала у подъезда:
— Ты это… тоже к нему или как?.. Не из милиции, часом?
— Почему из милиции? — не понял Юрий Петрович.
— Ну, я это… подумала, может, из милиции…
— Почему подумали, я, по-вашему, лицом похож на милицию?
— Ну ладно, сынок, — старательно отводя глаза, отмахнулась бабка. — Ты беги, вон и «скорая» уже подъехала.
Действительно, у подъезда взвизгнула тормозами машина, послышался топот спешащих врачей, но Гордеев теперь не собирался так легко отпускать пенсионерку. Гуревич не алкоголик и не дебошир, чтобы к нему регулярно наведывалась милиция. Из-за гибели Болотникова тоже вряд ли его навещали на дому, а даже если и заглянул к нему следователь, то не оповещал же он об этом соседей. А старушке тем не менее именно это пришло в голову…
— Вы уж рассказывайте, бабушка, раз начали. — Он прижал бабку к стеночке, пропуская медиков с носилками.
— Так, значит, из милиции все-таки? — дохнула ему в лицо и даже подмигнула незаметно старушка.
— Нет, я — адвокат.
— Адвокат? Евойный? Андрея Валентиныча?
Юрий Петрович неопределенно мотнул головой. Этот жест можно было расценивать и как отрицание, и как согласие.
— Приходили тут трое вчера, если ты не знаешь, если он сам тебе не рассказывал… Так вот приходили. Молодые. Здоровые такие, наглые. Шумели чего-то, ругались. Я-то аккурат за стенкой от Валентиныча живу. Слов не разобрала, а что ругались — точно. Потом дверью грюкнули, накурили тут, наплевали. Я это… вышла незадолго до того, мусор, значит, вынести. Встречаю их на площадке, как не стыдно, говорю, плюетесь, чужой труд не уважаете. А один говорит: «ша, бабка, мы из милиции, ты иди, не мешай нам важным делом заниматься», а двое тоже кивнули — значит, не мешай, правда. Ушла я к себе, послушала, и они скоро ушли, в машину сели и уехали. А я себе думаю: ну какие они милиция? Хотела у Андрей Валентиныча потом спросить, да как-то не встретился он мне, так чтобы ну это…
— Ясно. А как выглядели трое, помните?
