— Нет. Есть еще кое-что.
Он достал из кармана фотографию и показал «мамке».
— Эта блондинка работает у тебя. Где она сейчас?
Сутенерша покосилась на снимок, недоверчиво нахмурила брови.
— Вот это фифа, — процедила она сквозь зубы. — Ходят в норковых шубах, а все прибедняются. Креста на них нет.
— На тебе я его тоже не вижу, — спокойно сказал Турецкий. — Так где она?
— Я ее два дня не видела, — сухо сказала сутенерша. — На звонки не отвечает. Она у меня приходящая. Работает недавно.
— И как работает?
— Плохо. Двух клиентов обломала. Я как раз собиралась Штырю пожаловаться, когда она исчезла.
— А что ж сама — не могла справиться с какой-то девчонкой?
Сутенерша хмыкнула.
— Справишься с ними, ага. А этой хотела как-то по физиономии съездить, так она на меня так глазами зыркнула, что я чуть задом в лужу не села. Нет, уж пусть с ней лучше Штырь разбирается. Если, конечно, она еще вернется.
25
«Самая наблюдательная» оказалась вертлявой, ярко накрашенной, рыжеволосой девицей с неправильным прикусом. Звали ее Нина. К началу беседы подоспел Плетнев, и разговор происходил в его машине.
Для начала Турецкий отвесил Нине пару-тройку комплиментов, а когда лед был растоплен, сразу взял быка за рога.
— Маньяк убил уже двух твоих товарок, — сказал он, скорбно приподняв брови. — Ты ведь об этом знаешь?
— Конечно. Ангелину и Венеру. — Рыжеволосая вздохнула. — Жалко девчонок, никому ведь зла не сделали. Но что делать, придурков в мире полно.
— Придурок и маньяк — не одно и то же, — заметил Плетнев.
Нина посмотрела на него насмешливо.
— Сегодня придурок, а завтра маньяк. Подвернись только подходящий случай.
Плетнев хотел было возразить, но Александр Борисович остановил его жестом — времени на психиатрические прения не было.
— С кем они уезжали? Вспомни, это очень важно.
Нина усмехнулась и развязно заявила:
— Отлично это помню. Первый раз мужик был в джинсовой куртке с поднятым воротом и в надвинутой на глаза бейсболке. Во второй — в темной куртке, тоже с поднятым воротом. И тоже в бейсболке.
— Это был один и тот же человек? — спросил Плетнев.
Нина задумалась.
— Пожалуй, да. Хотя черт его знает. Он оба раза был в темных очках.
— А машина? — поинтересовался Турецкий. — Это была одна и та же машина?
Нина наморщила конопатый лоб, пытаясь припомнить, но не смогла и отрицательно покачала головой:
— Не знаю. Первого не помню, а второй приезжал на светлом «японце». Но я тоже могу путать. Я на машины обращаю внимание, только если это «бентли» или там «мерс». На «японцев» даже не смотрю — они мне все на одно лицо.
