Ну хорошо, ну хорошо …. дайте же ей воды.
Вера Игнатьевна в полуистерике пьет воду. Входит Алексей и на ходу быстро взглядывает на мать, потом на брата.
Алексей. Так… Ты еще что, мама?
Вера Игнатьевна. Я ничего, уже прошло. Горя, Горя…
Георгий Дмитриевич. Зачем ты пустил ее сюда? — силы не хватило удержать?
Алексей(угрюмо). Не хватило. Она совсем с ума сошла.
Георгий Дмитриевич. Отчего плачут дети?
Алексей. Оттого, что их одевают. А и плохо же ты стреляешь, брат Георгий!..
Георгий Дмитриевич. Хм… А лучше было бы, если бы убил, так, по-твоему?
Алексей. Может быть, и лучше.
Георгий Дмитриевич. Как тебе известно, я не умею стрелять. Я не спортсмен…
Алексей. А не спортсмен и не умеешь стрелять, так и не берись.
Георгий Дмитриевич. Алексей!..
Алексей. Ну, ну, не сердись, я и сам, кажется, немного ошалел. С вами ошалеешь.
Георгий Дмитриевич. Это рассуждение спортсмена. Ты слишком много времени посвящаешь гимнастике и борьбе, и твои взгляды — извини — отдают ареной. В мое время студенты…
Алексей. Верно, Горюшка, верно. Спортсмен и говорю глупости. Прости, милый, не сердись, ну, дай руку, ну, ладно. Я тебе сейчас пиджак принесу — где он, в кабинете?
Георгий Дмитриевич. Да. Не надо.
Алексей. Нет, надо. Некрасиво так-то бегать. Что, брат, ни говори, а пиджак — это приличие, и человек без пиджака… (Уходит в кабинет.)
Георгий Дмитриевич. Алексей!..
Вера Игнатьевна. Он так тебя любит, Горюшка, он это нарочно шутит, чтобы успокоить тебя. Выпил бы ты вина, Горя.
Георгий Дмитриевич. Дайте.
Вера Игнатьевна встает, чтобы достать из буфета вино. Одновременно из разных дверей входят Алексей с пиджаком в руках и гувернантка-француженка, кокетливая, завитая; держится вызывающе.
Гувернантка. Мадам просила сказать…
Алексей. Ну-ка, надень, Горя. Что Екатерина Ивановна просила передать?
Гувернантка. Мадам просила передать Георгию Дмитриевичу, что она возьмет для Катечки их шубу, так как на улице большой холод.
Георгий Дмитриевич. Да, да, пожалуйста.
Гувернантка. Завтра шубу пришлют.
Алексей. Скажите, хорошо. Вам еще что-нибудь надо?
Гувернантка. Мне? Нет, ничего.
Уходит, прищурив глаза на Георгия Дмитриевича. Молчание.
Георгий Дмитриевич. Вот что, мама: я знаю, вам это неприятно сейчас… Пойдите, посмотрите, что там дети, как их одевают и вообще. Только, пожалуйста, мама, ни слова не говорите… Екатерине Ивановне: достаточно…
Вера Игнатьевна. А что мне ей говорить? Что надо было сказать, то уж сказала. А теперь что ж говорить. А как же ты тут? — уж ты, Алеша, его не оставляй.
